Когда Джек проснулся, было уже далеко за полдень. Луч солнца пробивался в щель между занавесками, выплескивая лужу света на розовые и синие плитки, которыми был отделан пол комнаты. Джек проспал больше двух часов. Он не собирался спать, дожидаясь, когда Кандида придет с купания, но дремота одолела его. Он пошел в ванную, с удовольствием потягиваясь и разглаживая пальцами волосы на голове.

Кандида, наверное, заходила в комнату, увидела, что он спит, и решила не будить его — подумал Джек с сожалением. Он уверился в этом, когда отдернул занавески и вышел на балкон, откуда была видна его жена, задремавшая на одном из лежаков. Томми, без сомнения, вытворял хаос на кухне. Желание Джека снова вспыхнуло, пока он смотрел на Кандиду. Все еще в полудреме, он вернулся в ванную, смутно ощущая какую-то тревогу, какую-то странность в мертвящей послеполуденной тишине. Что-то стучало в его сознание, заставляя немедленно проснуться.

Джек вновь протер глаза и плеснул на лицо воды. Жуткое чувство ужаса тяжело ударило ему в грудь. Мгновение он стоял, словно прикованный к месту, глядя в зеркало на свое отражение и видя там лицо своего сына. Все мускулы Джека напряглись, он метнулся к балкону. Обшарив террасу бара, его взгляд неотвратимо застыл на привлекательном, выложенном мозаикой плавательном бассейне. В кристально-чистой воде лицом вниз плавало маленькое тельце с распростертыми руками, с одеждой, колышащейся в завихрениях воды, расходящихся от краев бассейна. Пальцы Джека побелели, вцепившись в деревянную ограду балкона. Его отчаянный крик прорезал монашескую тишину окрестностей.

— Томмммм-иииии!


— Вы, наверное, ошиблись, Филип, — прошептала Тедди. — Мне рассказывали об этом случае. Все, в том числе и Кандида, говорили, что это Джек недосмотрел за мальчиком.

— Я тоже слышал эту версию, — покачал головой Филип. — Мы все ее слышали. Но это неправда. Когда Джек с Кандидой вернулись из Мексики, во время похорон Кандида говорила, что она сидела с ребенком, что она допустила, чтобы мальчик утонул. Теодора, я не осуждаю свою сестру. Я очень забочусь о ней. В то время, после смерти Томми мое сердце просто разрывалось, когда я глядел на них. «Допустила, чтобы Томми утонул» — это неудачные слова. Никто не допускал, чтобы Томми утонул. Это всего лишь несчастный случай, и вышло так, что Томми в это время находился на попечении Кандиды. Это могло случиться с любым из них. Это могло случиться при них обоих. Это могло случиться… — он поболтал вино в бокале, задумчиво глядя на него, — …с любым из нас. Но, по воле Бога, это случилось с ними.

Филип осушил бокал. Тедди недоверчиво смотрела на него.

— Почему же теперь все утверждают, что за мальчиком присматривал Джек? — вполголоса спросила она.

— После похорон с Кандидой случилось что-то вроде душевного надлома. Долгое время она не могла, или не хотела ни с кем разговаривать. Она отказывалась признать, что Томми умер. Когда этот период прошел, она стала утверждать, что это Джек присматривал за Томми. Джек позволил ей говорить это снова и снова. Он взял со всех нас обещание не возражать ей насчет этого. Он говорил, что Кандида просто не может выносить реальности случившегося. Сам я не занимаюсь подобными психологическими вывертами. Мне кажется, что многие люди платят огромные деньги чужакам, чтобы обсуждать с ними дела, которые следовало бы обсуждать с семьей или с друзьями. Как бы то ни было, Джек объяснил поведение Кандиды тем, что она никогда не хотела ребенка.

— Почему он так считал?

— Кандида всегда возмущалась, что необходимость воспитывать Томми не дает ей заниматься тем, чем она хотела бы заниматься. Поэтому, когда Томми умер, ей каким-то образом стало казаться, что она заснула умышленно, втайне желая, чтобы с ним произошел несчастный случай. Ну, ничей рассудок не выдержит такого напряжения. Со временем, я точно не помню, но, кажется, несколько месяцев спустя, Кандида настроилась против Джека. Она стала обвинять его во всем. Она перестала говорить о Томми. Ее рассудок был совершенно расстроен. Сестра Джесс рассказала мне, что однажды, когда она помогала Джеку упаковывать вещи Томми, Кандида попыталась зарезать Джека кухонным ножом. Джесс тогда показалось, что Кандида убила бы его, если бы могла. После этого случая Кандида выехала из дома. Джек консультировался у психиатра, который сказал ему, что с Кандидой нужно выждать время, пока она не окрепнет достаточно, чтобы справиться со случившимся. Кандида и сама ходила к психиатру, хотя никогда не говорила об этом. Я не имею ни малейшего понятия, что там происходило. После нескольких месяцев посещения одного из этих деятелей с Харлей-стрит Кандида пришла ко мне и сказала, что собирается открыть свой бизнес и хочет, чтобы я переговорил с Джеком о разводе. Сама она не могла ни разговаривать с ним, ни видеть его. Бедняга Джек. Он дошел даже до того, что дал ей деньги для основания ЭРК, хотя она до сих пор считает, что эти деньги пришли от ее матери. В общем, Джек является владельцем пятой части ЭРК, хотя Кандида этого не знает, а он никогда не скажет ей. Одно время он пытался повидаться с ней. Тогда, наверное, он и понял, что это безнадежно. Это было ужасное время для Кандиды. Это было ужасное время для Джека. Жуткая история. Они могли бы вновь сойтись вместе — и тогда помогли бы друг другу пройти через это, — но, к сожалению, так не получилось.

Тедди не могла заставить себя говорить, хотя в ее голове вертелась тысяча вопросов. Печальный рассказ Филипа наполнил ее чувством пустоты и безнадежности. Ей хотелось выяснить возможные мотивы, по которым Кандида хотела бы уничтожить Джека. Ей не верилось, что Кандида все еще так сильно ненавидит Джека за то, что тот заснул, пока ее сын купался — так сильно, чтобы хотеть уничтожить все, что имел Джек. Теперь Тедди чувствовала, что лучше понимает, как глубоко эта трагедия затронула их обоих. Так глубоко, что Кандида до конца своих дней увязла во лжи, как в единственном пути спасения, ненавидя Джека за то, что он знает правду. Так глубоко, что заставила Джека поддерживать эту ложь, похоронив правду о собственном сыне.

Тедди наконец достигла цели. Теперь она поняла, что Кандида сотрудничала с Фицджеральдом, чтобы отомстить Джеку и погубить его, потому что ей было нужно верить, что с ним все кончено. И еще кое-что она поняла — что Джек все еще любит Кандиду, что он всегда будет любить ее, потому что между ними были узы, которые невозможно разорвать. Тедди не могла вернуть Джеку сына или жену, но она могла вернуть ему компанию. Это было не полное возмещение, но это было лучшее, что она могла для него сделать.

Глава восемнадцатая

Тедди позвонила Джеку из аэропорта «Шарль де Голль» и предложила ему зайти к ней домой, как только она вернется в Лондон. Он хотел пригласить ее на ужин, но она опять отказалась, намереваясь просто рассказать ему все, что узнала. Тедди не хотелось проводить с ним больше времени, чем было необходимо для дела. Она решила не рассказывать ему о своей встрече с Филипом Редмейеном. Без сомнения, Филип сам расскажет об этом Джеку в последующие дни, но к тому времени она уйдет, ее миссия будет завершена, ей не нужно будет сражаться вместе с Джеком за общее дело.

Дожидаясь, пока Джек приедет в Стэнли Гарденс, Тедди задумалась о том, как изменили ее прошедшие четыре месяца. Она была уже не той женщиной, которая привела машину Майка к подъезду офиса и выбросила ключи от нее в канализационную решетку. Она была уже не той женщиной, которая танцевала под Жоржа Мустаки и охотно позволила соблазнить себя Кристиану де Клемент-Гранкуру. Она была уже не той женщиной, которая представляла себе любовь в образе мужчины из снов, выезжающем к ней на белом жеребце в лучах заходящего солнца. Она чувствовала себя гораздо старше и чуть мудрее. Казалось, все, в чем она была уверена, что считала неоспоримым, обернулось теневой стороной, полной вопросов и домыслов. Ее единственным убеждением осталось то, что нельзя позволять Кандиде и Алексу наживаться, манипулируя жизнями невинных людей. Это было единственным, за что она находила силы сражаться.

Когда Тедди провела Джека в дом, ее сердце дрогнуло. Она словно новыми глазами смотрела на Джека. Ей хотелось взять его за руки и сказать, что наконец-то она поняла, что он пережил. Тем не менее, она понимала, что никогда не будет смотреть на него, как на своего, или думать, что он принадлежит ей.

— Итак, расскажи мне, что ты узнала у Майка, — сказал Джек, когда они сели за кухонный столик. Казалось, он чувствовал себя неудобно, осторожничал с ней.

— Это оказалось очень просто, — стала рассказывать Тедди. — Я спросила Майка о сделке, но он не дал мне прямого ответа. Бедняга, кажется, думал, что я все записываю на радость полиции. Перед его глазами стояла картина тюремного приговора. Тогда я показала ему памятку «Стейнберга». Он подтвердил, что ее написал Фиц, и буквально взбесился. Он просто не мог перенести того, что Фиц его предал. Кроме того, он сказал, что ДО, о котором мы столько гадали, на самом деле не ДО, а ДД. То есть ты. После этого он рассказал мне все. Он и Глория — по инструкции Фица — заключили сделку вскоре после объявления Ламонтом отступления с валютного рынка. Они сговорились поставить время сделки на документах четырьмя часами дня. Вот и все.

Тедди встала, чтобы достать бутылку вина и два бокала. Не говоря ни слова, Джек забрал у нее бутылку и откупорил.

— Фиц обещал Майку пять миллионов фунтов за эту сделку, — добавила Тедди. — Майк заплатил Глории один миллион. Чего я не могу вынести, Джек — что это оказалось так легко и просто. Майк даже сказал, что на магнитной ленте не осталось ничего, что можно было бы обратить против них, потому что, хотя сделка и не была зарегистрирована на ленте, во время разговора с Глорией он сослался на нее, как на заключенную раньше, и это было записано.

— Да, я ее прослушивал, — подтвердил Джек. — Значит, никаких доказательств нет? Ничего конкретного?

— В этом не будет проблемы. Майк все подтвердит, в письменном виде, если я попрошу его.

— Что еще случилось?

— Ничего. Я рассказала тебе все.

— Я имею в виду… что случилось между тобой и Майком?

— Ну, знаешь… — пожала плечами Тедди, — …мы еще немного поговорили. Все было нормально.

— Ты не выглядишь слишком довольной из-за этого.

Тедди выпрямилась и заставила себя улыбнуться.

— Нет, я довольна. Теперь все будет замечательно, я в этом уверена.

Джек потер переносицу.

— Я считал, что ты беспокоишься о Майке… в смысле, как на нем отразится эта история.

— Конечно, беспокоюсь. Это будет нелегко для него, не так ли?

— Тедди, со вчерашнего вечера, после получения твоего сообщения, я чувствую себя другим человеком. Я просто не могу выразить, насколько мне стало легче. Теперь я должен все это обдумать. Сегодня у нас был следующий тур переговоров о приобретении «Хэйза» «Стейнбергом». Все выглядело таким странным. Я сидел, выслушивал их предложения и думал — боже, все так нереально… возможно, завтра это появится во всех газетах, а все эти люди будут втянуты в грязный скандал. Акции «Хэйз Голдсмит» будут временно выведены из обращения, потребуются месяцы, а, возможно, и годы, чтобы разобраться с этим.

Тедди кивнула, соглашаясь.

— Я подумал, что должен найтись способ уладить это дело, не втягивая всех этих людей в грязь, — взглянул на нее Джек.

— Как ты это представляешь?

— Я мог бы пойти в «Стейнберг» — у меня там встреча с их управлением, назначенная на десять утра в четверг — и объяснить им, что случилось, рассказать все. Тогда мы могли бы договориться о передаче банка в собственность на лучших условиях. Как бы дела ни обстояли, «Хэйз Голдсмит» нуждается в обновлении капитала. В принципе, «Стейнберг» не такой уж плохой партнер. Не в наших интересах, и тем более, не в интересах «Стейнберга» выставлять эту историю на всеобщее обозрение. Мне не хотелось бы расследования со стороны полицейских ведомств, еще меньше этого захочется Митчелу Фримену. Или Майку Мичинелли.

— Значит, ты хочешь спрятать всю историю под ковер? Расцеловаться и договориться, позволить плохим парням улизнуть? У тебя забавное чувство справедливости, Джек.

— Нет, Тедди, — Джек потянулся через стол и взял ее за руку. — Я думал, что тебе понравится эта идея. Я не хочу позволить плохим парням улизнуть. Но, по-моему, там только один плохой парень — Алекс Фицджеральд. Его не оставят в управлении после того, как я расскажу, что он сделал. Он заплатит свои долги. Но я не считаю, что должен пострадать кто-то еще. Майк, и даже Глория — всего лишь пешки. Фицджеральд использовал их, как хотел. Разве они должны страдать? Плевал он на них, да и на всех остальных тоже. Он манипулировал ими. Точнее сказать, он совратил их. Разве ты не видишь, что для Майка нет другого способа выйти из этой истории чистым?