— Сеньора Салиателли? Я Джо. Мне поручено ставить вас до дома.

Это было трехэтажное деревянное строение, выкрашенное в белый цвет с зеленой окантовкой. Их приветствовала рыжеволосая женщина лет сорока. Она выглядела очень усталой и измученной. Катарина первой подала ей руку, а затем поцеловала в обе щеки.

— Вы Мария Форци, сестра Джорджио?

— Да, верно, сестра Джорджио. Проходите. Я покажу вам вашу комнату.

Какая разница? За двадцать долларов она может назваться чьей угодно сестрой. Однако на соседней улице жила настоящая Мария Форци, но женщина решила не думать об этом. Сезон практически закончился, и она не рассчитывала заполучить других квартирантов, а Бог свидетель, как она нуждалась в деньгах.

Мужчина, назвавшийся Джо, подождал, пока Катарина устроится. Затем отправился в Бостон и нашел Джорджио.

— Все в порядке, — сказал он.

— У тебя не было затруднений в опознании ее?

— Нет, она была одета в красное платье и голубую шаль, как ты сказал.

— Хорошо. Благодарю, Джо. Я не забуду твоей услуги.

Джорджио не забыл также, что после отправки Катарины он должен сжечь все, во что был одет, перегнать новенький «паккард» в Непонсет и сбросить его с утеса в море. Он было заартачился, не хотел гробить автомобиль, но дон Франко настоял и, вероятно, был прав.

На следующий день Франко объявил, что люди из Бруклина собираются остаться на неделю и Анна нужна ему в доме. Она и маленькая Роза вынуждены отложить свое путешествие в Нантаскет.

— Мне все равно, — сказала его жена. — Но ты, наверное, сошел с ума, позволяя ей оставаться там одной.

Пусть она возвращается домой, Франко.

— Нет. Предоставь мне решать это, Анна. Катарине нужна перемена, чтобы отдохнуть от всех нас. Она будет лучше чувствовать себя, когда вернется, вот увидишь.

Катарина Паскуале Салиателли не вернулась домой на Марджин-стрит. Через пять дней по прибытии в Нантаскет у нее обнаружились первые симптомы скарлатины, и дом подвергся карантину. Хозяйка сожгла все, что Катарина привезла с собой, включая красное платье и голубую шаль, но было поздно. Катарина умерла на следующей неделе, а рыжеволосая женщина последовала за ней через десять дней.

Глава 2

Бенни Кейн и Дино Салиателли знали друг о друге только в общих чертах. Ни тому, ни другому не было известно о большой схожести в их судьбе. Сходство проявлялось не только в их деятельности и не только в том, что они, оставаясь одинокими, сделались редкостью в век, когда овдовевшие мужчины обычно быстро вступали в повторный брак. Общность их жизни скорее определялась тем, что первые десятилетия двадцатого века стали эрой огромных перемен в Америке.

С появлением автомобилей, нового развлечения под названием «кино», а вскоре после этого — радио жизнь стала интенсивно изменяться. На смену прежним духовным и материальным ценностям пришли новые, перешагнув через ранее прочные барьеры. Традиции и обычаи, укоренявшиеся веками, претерпевали изменения. Естественно, Майер Кейн и Роза Салиателли были детьми своего времени и не желали делиться планами со своими отцами.

— Роза, где твои серьги? — спросил Дино у дочери, которой в майский день 1919 года исполнилось четырнадцать.

Она отвела глаза, но не стала притворяться, что не поняла вопроса.

— Они в моей комнате, па. Хранятся в ящичке.

— Зачем их хранить? Почему ты не надеваешь их?

Твой дед подарил эти серьги, когда тебе было три месяца. Это семейная традиция.

— Знаю. И они мне очень нравятся. Только в наше время дети в моем возрасте не носят серьги. — Она продолжала помешивать ложкой в чашке с густым мясным супом.

— Ешь, — сказал Дино непроизвольно, продолжая думать о серьгах. Хороший суп, его сварила тетя Мария, ешь. — С прошлого года его сестра Мария, ее муж и четверо детей жили в квартире на втором этаже. Они въехали туда после смерти Анны, последовавшей через два года за смертью Франко. Мария готовила для Дино и Розы и приносила еду вниз трижды в день.

Рози попробовала суп и отодвинула чашку:

— Не хочу.

— Ладно. Но откуда ты взяла, что современные девушки не носят серьги? Твоя кузина Натали ходит с ними, а она твоего возраста. — Натали была самым младшим ребенком Марии и Джоко.

— Натали глупая, — отрезала Рози.

— Нельзя так отзываться о своих родственниках.

— Я никому не говорю такое, только между нами.

Натали дурочка. Она итальяшка.

— Мама моя! Кем же ты считаешь себя, Роза?

— Я настоящая итальянка, а Натали итальяшка. Это разные вещи. — Она встала и начала убирать со стола.

Через несколько минут посуда была вымыта и поставлена сушиться рядом с раковиной.

— Я пойду ненадолго к соседям, хорошо?

— К миссис Ризолли?

— Да. Она хотела показать мне, как готовить гноччи. Ты ведь не ел их с тех пор, как умерла Нонни.

— Попроси тетю Марию показать тебе, как это делается. Что знает миссис Ризолли, она ведь не итальянка?

— Однако, выйдя замуж за Паоло, она кое-чему научилась. Миссис Ризолли прекрасно готовит, все так говорят.

Дженнифер Ризолли была женой одного из боевиков Дино, работавших на улицах.

— Опять ты за свое. Мне кажется, лучше обратиться к тете Марии. — В прежние времена такое предложение было бы воспринято как приказание, за которым следовало обязательное повиновение. Но не теперь и не для Розы.

— Дженни собирается делать гноччи сегодня, независимо от того, приду я или нет. Я могла бы понаблюдать. — Она чмокнула отца в лоб. — Увидимся позже, па.

Дино посмотрел ей вслед и покачал головой. Возможно, если бы он снова женился, все было бы по-другому. Может быть, он лучше бы понимал свою дочь. Но он не хотел жениться еще раз. Он так решил ради Розы.

Для окружающих существовала история, что он страстно любил Катарину и глубоко в душе хранил память о ней, поэтому ни одна женщина не могла занять ее место. И все было бы хорошо, если бы не Роза. Дино все еще продолжал размышлять, не было ли это большой ошибкой в отношении Розы. В миссис Ризолли его смущал ее интеллект, хотя Дино и все остальные не говорили об этом вслух. Если бы Дино знал, о чем она беседовала с его дочерью, он сделал бы все возможное, чтобы не пускать Розу к соседке.

— Так вы действительно думаете, что я могу стать учительницей? спросила Рози, закатывая указательным пальцем кусочки картофеля в тесто и пытаясь сделать гноччи так же ловко, как это делала Дженни. — Вы считаете, что я достаточно умна для этого?

— Мне кажется, ты достаточно сообразительная девочка. Вот эти гноччи получились просто ужасными. Они будут тяжелыми как свинец. Попробуй вот так. — Она взяла вилку и показала, как закатывать гноччи зубчиками.

— Мне надо поступить в педагогическое училище, не так ли?

— Можно, но думаю, колледж будет лучше.

Дженни была высокой, крупной женщиной с серовато-рыжими волосами и маленькими, близко поставленными глазами. С первого взгляда она казалась весьма обыденной, и никто не мог понять, что нашел в ней Паоло Ризолли, пока она не улыбалась или не смеялась, как сейчас. Тогда она становилась просто красавицей.

— Слава Богу, что тебе не пришло в голову научиться делать спагетти. У тебя ничего не получилось бы.

— Не думаю, что па разрешит мне.

— Делать спагетти?

— Вы знаете, что я имею в виду.

— Да, конечно. — Некоторое время Дженни молча делала гноччи. Затем разожгла печь, чтобы вскипятить воду в огромном котле, где они будут вариться. — Что касается твоего отца, он не такой деспот, как некоторые. Он поймет. Надо постепенно внушать ему мысль о колледже.

— Но как? — Рози прервала свою работу с влажным тестом и очистила руки от муки и остатков картофельного пюре. — Он считает все новые идеи ужасными. Все должно оставаться таким же, как прежде, когда он был ребенком. Думаю, когда мне исполнится шестнадцать, он пошлет кого-нибудь на Сицилию за мужем для меня.

Дженни усмехнулась:

— И ты выйдешь за него?

— Нет. Скорее сбегу, или уйду в монастырь, или сделаю еще что-нибудь.

— Не сомневаюсь, ты так и сделаешь. — Дженни прервала готовку и положила руку на плечо девушки. — Рози, я хотела бы иметь дочь и чтобы ею была ты.

— Вы еще не так стары, чтобы быть моей матерью.

— Знаю. Но мне все-таки хочется.

Девушка обняла Джаффи:

— Хорошо, тогда мы можем быть сестрами.

* * *

Выросший в Челси, в пяти милях от Бостона, Майер Кейн, который был на четыре года старше Рози, также имел взрослого друга, с которым мог посоветоваться.

Но наставником был его отец. Как и Дино, Бенни не женился вторично. В данном случае потому, что он действительно так горячо любил Зельду, что даже не мог представить на ее месте кого-то другого. Однако в отличие от Дино у него не было большой дружной семьи, с которой мог бы объединиться его сын.

— Только ты да я, Майер, — неоднократно говорил он мальчику. — Нас двое против всех. — Бенни часто повторял этот девиз и верил в него.

Майер не знал, когда он впервые понял, что приходилось делать отцу, чтобы выжить. Ему казалось, что отец всегда был лендлером, владельцем многочисленных квартир. Когда же Бенни круто изменил букмекерское дело, он не стал скрывать от сына своего торжества.

То, что сделал Бенни, было проще простого. «Дейли америкэн» являлась спортивной газетой, которая выходила в конце дня. Ее огромная притягательность объяснялась не сенсационными статьями о смертях, убийствах или казнях, на которых специализировалось большинство небольших газет, а тем, что она печатала на тонкой розовой бумаге результаты скачек, которые становились все более популярным развлечением.

— Номера четырех победивших лошадей печатаются каждый день, констатировал Бенни. — По этим номерам осуществляется выплата.

Прощай шляпа Шломо Корнблюма и да здравствует игра, в которой любой мог принять участие за пять центов и выиграть тысячи. Мужчины, а иногда и женщины, жившие по соседству, делали небольшие ставки и передавали их Бенни Кейну. Так появился новый сборщик ставок в нелегальной лотерее.

Майер относился к этому спокойно, пока не осознал, что некоторые люди смотрят на деятельность отца с отвращением и что его дела были незаконными. Впервые он понял, что образ жизни, который они вели с отцом, стоил гораздо больше, чем может заработать простой работяга.

— Бедность не позорна, Майер, но это единственное доброе слово, которое ты можешь сказать о ней. — Такова была любимая поговорка Бенни.

— Разве миссис О'Тул бедная? — спросил Майер, когда ему было девять лет. Миссис О'Тул приходила каждый день убираться в доме и готовить ужин, который оставляла на плите, чтобы Бенни позднее разогрел его.

— Судя по тому, сколько я плачу ей, не бедная. Два с половиной доллара в неделю, Майер. Столько зарабатывал мой отец, а он был квалифицированным портным.

— Папа, — сказал однажды Майер, когда ему было уже одиннадцать. — Я прочитал в газетах о мистере Форде.

Там говорится, что люди, работающие у него, не имеют времени, чтобы побыть со своими семьями.

— Да, но все они наемные рабочие, а эти люди вряд ли заботятся о своих семьях.

Майер покачал головой:

— Нет, папа. Это не так. И миссис О'Тул заботится о своей семье. Послушай, мне кажется, она не должна работать в воскресенье. Мы можем сами справиться. Я научусь готовить.

— Понятно. Ты стал профсоюзным деятелем?

— Я серьезно, папа.

Бенни внимательно посмотрел на своего сына:

— Хорошо. Давай поговорим серьезно. Скажем, я приму твое предложение, и она получит выходной день.

Это значит, я буду платить ей только два доллара пятнадцать центов. Миссис О'Тул потеряет тридцать пять центов в неделю. Думаешь, она хочет этого?

— Нет. Я не это имел в виду. Предоставь ей выходной день, но не меняй плату. В качестве премии или повышения. Ведь она ходит к нам уже довольно долго и заслужила поощрение.

— Боже! — воскликнул Бенни, — Господи, не могу поверить!

Майер испугался, что разозлил отца. Такое случалось всего несколько раз за всю его жизнь, и это было ужасно. Но неожиданно Бенни рассмеялся. Он хохотал, закинув голову назад и раскрыв рот.

— Майер, иногда ты напоминаешь мне меня, когда я был в твоем возрасте. Добросердечный и глупый. Нет, пожалуй, не такой глупый. Ты хочешь этого. Хорошо, будь по-твоему. Миссис О'Тул получит выходной день при том же жалованье.

Воскресные дни без помощницы стали для отца и сына еще более приятными. Иногда они ходили обедать в ресторан, но чаще возились на кухне. Они научились готовить картофельные оладьи. Майер тер картофель и лук, затем добавлял яйца и муку и взбивал тесто, а Бенни стоял у плиты и жарил. Оба ели, запихивая оладьи в рот прямо со сковородки, так что приготовленная тарелка никогда не наполнялась, и они ни разу не сели, как полагается, за стол. В конце концов насытившись, они чувствовали себя счастливыми.