— Это стандартная процедура, папаша-параноик. Отдай мне ребенка и иди к жене.


— Как ты?


— Чуть не умерла, — Любин голос звучит слабо. — Это ужасно больно. Но я справилась.


— Да. Ты справилась. Ты у меня умница.


— Ник, ты ее видел?


— Да.


— Она красавица, правда?


— Красавица, правда. Леночка вся в тебя.


— Леночка? — Люба округляет и без того огромные глаза — синие, с голубоватыми тенями от усталости под ними. — Леночка?! Сволочь ты, Самойлов!


— Тебе не нравится имя? — виновато.


Она смотрит на него какое-то время. А потом вдруг улыбается.


— Знаешь, она и в самом деле — Леночка. Ей… ей подходит это имя. Но вторую дочь точно буду называть я!


— Да? Хм… а мне тут сказали, что ты… больше не хочешь…


— Я передумала, — на бледных щеках появляется слабый румянец. — И вообще, может, все-таки, сына?


— Там видно будет, — Ник улыбается, притягивает ее руку к губам, целует тонкие пальчики. — Спасибо тебе.


Елена Николаевна, только что покормленная, сытая и довольная, лежит в кроватке, с любопытством разглядывая диво дивное — собственные ручки. У Любы есть полчаса или минут сорок свободного времени, пока ребенок занят сам собой. Можно сходить в душ. Или помыть посуду. Или просто прилечь и… Тренькает звонок. Муж с работы пришел.


А это оказался не муж, а любимая свекровь.


— Юлия Юрьевна, вот это сюрприз! Здравствуйте, проходите.


— Здравствуй, хорошая моя. Вот, это вам, только не бери в руки, тяжелый пакет, я сама унесу на кухню.


— А что это?


— Да это мы с отцом пару вечеров посидели на кухне, вареников вам налепили домашних.


— Ой, ну зачем? Не надо, я бы и сама…


— Люба! — Юлия пытается быть строгой. — Ерунду в голову не бери. Это не тебе в упрек — будто ты готовить не умеешь. Но я же женщина, понимаю, что у тебя сейчас со временем непросто. Зачем вам магазинным травиться, если есть домашнее? Особенно тебе — тебе надо только самое качественное кушать, не только себя кормишь — ребенка тоже. Где моя принцесса?


— В кроватке, только что поела.


— Сейчас вареники уберу в морозильник, руки помою и пойду целовать внучку. Смотри, вот эти с творогом, эти с картошкой, эти с грибами и капустой, а вот тут немножко — Коле, с вишней. Тебе пока с вишней нельзя.


— Я помню, — со вздохом.


— Слушай, а если Леночка только покушала… Там такая погода замечательная — тепло, ветра нет. Давай-ка, собери нас погулять? А сама ложись спать.


Едва Леночка затихла, устав от демонстрации всей степени своего недовольства надеванием шапки и завязыванием тесемок под подбородком, снова подал голос дверной звонок.


— А это Коля, наверное? Отлично, поможет нам коляску вынести. Ну, все, Елена Николаевна, хватит скандалить, пойдем гулять.


— Ник, суп на плите, курица в духовке, а я быстренько в душ, а то с утра никак не получается.


— Хорошо.


А после она подошла нерешительно к мужу, положила руку на плечо. Он притянул ее руку к губам.


— Ник… Ленке послезавтра уже два месяца.


— Угу. Совсем большая девица.


— Я к тому, что уже можно, наверное…


Он молчит какое-то время, потом встает. Отводит мокрую прядь от ее лица, заправляет за ухо.


— Можно, но… Люб, ты, правда, лучше поспи сейчас. Устала же, не высыпаешься.


— Я так и думала, — у нее вдруг начинает дрожать подбородок. — Я перестал тебя привлекать. Конечно, у меня уже не та фигура. Не такой живот. Грудь просто огромная. И вообще…


— Любава, ты несешь чушь.


— У меня муж четыре месяца без секса! И ему не нужно от меня ничего!


— Люб, я буду терпеть столько, сколько нужно. Я все понимаю и…


— Я не хочу терпеть! И я не понимаю! Нет, вру, понимаю! Ты просто не хочешь меня. Ты меня больше не любишь…


— Так, все, хватит! Похоже, переубедить тебя можно только одним способом!


В одно движение развязывает пояс на ее шелковом халатике, притягивает к себе. И, перед тем, как поцеловать крепко-крепко:


— Вечно ты торопишься, Любава…


Четыре месяца воздержания вспыхнули между ними мгновенно. Руки, губы, дрожащие пальцы, хриплые стоны, ноги подкашиваются, но до кровати все-таки надо дойти и упасть там. Она чуть не плачет от нетерпения, пока он торопливо раздевается. И, наконец-то, руки его, прижаться, почувствовать кожей… Успевает выдохнуть только:


— Осторожнее там с Ленкиной едой…


— Угу…


Но голову теряют оба, забыв обо всем. Быстро, словно боясь не успеть куда-то. Оргазм просто выносит из реальности на какое-то время. Ник даже не успевает понять — она тоже улетела с ним или нет?… Продышавшись, прижимает к себе крепче, собирается спросить прямо и понимает — спит уже ненаглядная. Значит, и она тоже с ним… Улыбается, целует висок, убирает прядь волос от ее лба. Люба даже не шевельнулась. Устала девочка, умаялась.


Ник лежал так какое-то время, прислушиваясь к ее тихому дыханию. Потом все же встал — а Люба так и не пошевелилась, спит, словно после наркоза. В душ, переодеться в домашнее, а потом подошел к окну. А там — почти уже лето, конец апреля. Вдалеке виднеется массив парка, где-то там гуляет мать с Леночкой. Ник опирается ладонью об оконную раму. Как же ему повезло с женщинами. У него замечательная мать, мировая сестра и теперь вот — чудо-дочка. Но самая- самая… Он оборачивается.


Самая-самая, единственная, любимая спит — ровно в той же позе, в какой он ее и оставил, спит глубоким сном крепко уставшего человека. Красивое лицо безмятежно, подсохшие локоны разметались по подушке. Ник подходит, садится на пол рядом с кроватью, всматривается в родное лицо. За его спиной, в оконном стекле сейчас — почти лето, но он вспоминает другой пейзаж — зимний, снежный, с фейерверками и гирляндами.


Похоже, новогодние чудеса все-таки случаются. Самое главное — вовремя понять, что оно случилось, и случилось именно с тобой. И не отпустить собственное чудо, когда оно в новогоднюю ночь солнечной мандаринкой прикатывается тебе под дверь.