- Эй, ты знаешь, что девушкам материться совсем не идет? – возмущается Герман на том конце провода.

Но я рассержена, ведь уже испортила прическу, не закончила макияж, да еще и своими коленями помыла пол. Давно бы пора. И тряпочкой, тряпочкой…

- Слушай, мне сейчас не до твоих моральных стереотипов, Лаванда.

Закончив с пудрой, быстро перехожу к тональному крему, чтобы кое-что замаскировать. Кое-что совершенно незначительное, но я ведь хочу выглядеть превосходно, чтобы Эмину даже в голову не пришло ругать меня за не восточное одеяние, которое я терпеть не могу, и он об этом знает. Мужчинам повезло: насколько бы глупым ни было тематическое мероприятие, почти всегда они приходят в костюмах. Вся ноша переносится на плечи хрупких женщин, которым необходимо вытворять со своей внешностью черт знает что, чтобы пройти дресс-код.

- Тебе обязательно идти с ним на эту свадьбу? – горечь в голосе Германа чувствуется, даже когда мы на расстоянии.

Я уже понимаю, что ему хреново от того, что мне придется проводить время с Эмином. Левандовский боится, что тот мне может навредить снова, но я уверила его в том, что ничего плохого не произойдет. Самое паршивое заключается в другом – я переживаю, как школьница, о встрече с ним. Хочу скорее увидеть, сердце из груди выпрыгивает… Герман – мой друг. Я не думала, что мы так сплотимся, но, черт подери, в этом мире кто-то должен быть с тобой рядом, иначе сломиться очень просто, и так странно, что в моем окружении теперь он, а не те девушки, увешанные золотом. В смысле, скажи мне кто о таком полгода назад, я в жизни не поверила бы!

Да, Герман – мой друг, и мне приятно, что он заботится обо мне, что боится за меня. Однако мне жутко неудобно перед ним за свое поведение, поэтому я стараюсь не выдавать, как жажду увидеть Фаворского снова. Да и Эмину я не собираюсь показывать, что чувства еще свежи… Не знаю, как все сложится, но сейчас точно не время.

- Все будет нормаль-но, - повторяю я по слогам, приблизив свое лицо к микрофону сотового. – Пожалуйста, не переживай. Я не хочу, чтобы ты волновался.

Его молчание длится достаточно долго, поэтому я продолжаю, слыша в трубке только спокойное дыхание Германа:

- У тебя выходной. Посмотри классный фильм, пригласи девушку на свидание, приведи ее после в квартиру… Ну, не мне тебе объяснять, да? – посмеиваюсь над ним, пряча все ненужное в белую косметичку. – Я надеюсь, мы оба проведем хорошо этот вечер. Хотя насчет себя я сомневаюсь.

Я улавливаю, как Герман после моих слов глубоко вздыхает.

- Лола, я кое-что сделал. Кое-что сказал, - произносит, мне кажется, с тяжелым сердцем Левандовский, пока я мучаюсь с застежкой на щиколотках. Даже самые дорогие босоножки полны подобных проблем!

- Что ты сделал… или сказал? – не придавая особого значения, его словам поправляю прическу, прислушиваясь, чтобы не пропустить входящий звонок от Эмина по второй линии.

Солнечный свет проникает в квартиру через открытое окно. На одном из верхних этажей живет глупая девушка, которую когда-то изнасиловал собственный муж, и теперь она борется с чувствами к нему, не желая и не имея возможности его избегать. Как только я осмысливаю весь ужас ситуации, у меня поникают плечи. А правильно ли я поступаю? Точнее, уже поступила, согласившись сопровождать его? Господи…

- Кое-что нехорошее… - голос Германа врывается в мое сознание. Я понимаю, что он до сих пор на связи, а мне не хочется, совсем не хочется его слышать.

Потому что мне просто нужно побыть наедине со своими мыслями. Быстро перебив Левандовского, я хватаю мобильный телефон в руки:

- Лаванда, я не могу говорить, Эмин приехал! – с лживым энтузиазмом щебечу я и отключаюсь.

Из глаз неожиданно брызжут слезы. Я настолько удивлена, что даже провожу пальцами по щекам, желая убедиться в правоте своих предположений. Это действительно слезы – горькие и соленые, черные, как это платье, клатч и обувь. И нет, тушь у меня не потекла, макияж не испортился, однако слезы… совершенно темные, как душа у Эмина, как мои чувства к нему. Чувства, которые не получается обуздать. Стоит ему появиться в моей жизни, кое-где нагрубить, кое-где надавить, а потом признаться в любви, как я таю, не в силах себя сдерживать.

Какой-то мазохизм. Это мазохизм, Лолита. Этот человек тебя изнасиловал три года назад. И плевать, что он твой муж! Плевать, что он влиятелен! Это когда-нибудь кончится?! Мне не стоило волноваться, что я пропущу звонок от мужа – вызов отдается эхом в ушах, экран светится, но теперь уже и не знаю, хочу отвечать, или нет.

Стоит, или нет?

***

В машине Фаворского пахнет приятно мятой и лимоном, а еще к этому нужно добавить его собственный одеколон с мускусным ароматом. Прекрасные составляющие для того, чтобы любая девушка, впервые севшая в автомобиль, потеряла голову. Ну, и конечно, взгляд хозяина… Чертовски хорош. Решила поехать. Все потому, что обещала. Я зачем-то представила в голове образ Германа, когда принимала решение, и спросила саму себя, как бы он поступил на моем месте, дав обещание сделать что-то. И как бы он чувствовал себя после того, как если бы не сдержал его.

Эмин закрывает дверь за мной, а потом садится на место водителя, и как раньше, много лет назад, не пытается меня поцеловать, пока я застегиваю ремень безопасности. Сам он даже не думает позаботиться о своей жизни. Даже в Мадриде его не волновало то, что за вождение не в пристегнутом виде все время получал штрафы. Дорожная полиция, наверное, помнила его в лицо, однако отнимать права у сына Фаворского никто не рисковал.

- Тебе тоже стоило бы, - говорю я, многозначительно приподняв брови, и пальцами дергаю за ремень.

Заводя машину, Эмин смеется в голос.

- Ты же знаешь, Ло, я – осторожный водитель.

Я хмыкаю.

- Может быть, - отвечаю уклончиво, - но каждый день мимо тебя проезжают сотни неосторожных водителей.

Он снова беззаботно смеется, но, держа ногу на педали, оттягивает ремень и все-таки защелкивает его около своего бедра.

- Видишь, - обернув ко мне свое красивое лицо, произносит мужчина, - твоя взяла.

Раньше Эмин называл меня крошкой, деткой, любимой, и я не жду этого от него сейчас, конечно, нет. Ведь я сама определила дистанцию, которую мы выдерживаем. Точнее, ту дистанцию, которую, по словам Фаворского, ему нужно выдерживать, и он сделает это, если нужно. Сделает все, чтобы добиться моего расположения снова. Это то, что Эмин сказал. Я лишь прокручиваю эти предложения в памяти. Опять и опять, в то время как мы движемся по ночным дорогам, минуя один километр за другим.

Свадьба проходит в центре города, в знаменитом грузинском ресторане. Не знаю, почему они остановили выбор на таком месте, когда сами являются представителями другой национальности, а ведь для них это очень важный вопрос.

По-моему, полная чушь… Папин брак очень долго обсуждали его родственники. Я была маленькой, но я все помню: ссоры, скандалы, возгласы теть в нашем доме, настроенных против моей мамы. Я помню, как она плакала, я не забуду ее слезы и никогда им их не прощу.

- Кто приглашен? – встряхнув головой, думаю докучать Эмина своим любопытством.

Эмин, просто пожимая плечами, спешит ответить:

- Все. И твоя нелюбимая двоюродная сестра Лиза.

При этом глаза у него пристально следят за дорогой. При упоминании имени кузины вспоминается девочка, ее теска, которая вылечилась от рака, и думать о сестре становится как-то легче. Мне было бы лучше, если бы она растрезвонила все отцу про то, что знает. Однако она почему-то решила играть в «молчание – секрет попадания в рай»! Почему бы ей не рассказать всем, что знает о том, где я спала пару ночей? Ку-ку, в квартире Германа. Официанта. Слухи та-а-ак быстро дойдут до отца, и он вернется, или заберет меня. И я снова смогу тратить деньги, много денег, не обслуживать столы и не терпеть на себе взгляд толстых козлов с тремя разводами за спиной и целой оравой детей.

- О, Господи, - приставив локоть к краю закрытого окна, я усмехаюсь в ладонь. – Я надеюсь, что разговор с ней выйдет коротким, если она, конечно, захочет заводить беседу…

Эмин, наконец, отвлекается от вождения и обращает на меня серьезный, но мимолетный взгляд.

- Почему ты думаешь, что не захочет? Лиза та еще болтушка. Она вместе с твоими подружками присутствовала на нашей свадьбе в Москве, и было очень весело, отчасти, благодаря тому, что твоя сестра веселила всех нас.

Я прислоняюсь спиной к бежевой спинке сидения и задираю голову, чтобы взглянуть на крышу автомобиля, обтянутую… да черт знает, как называется этот материал. Я вскидываю руку, чтобы провести по нему пальцами, и они прямо скользят по внутренней части крыши. Так гладко. Так приятно.

- О-о, - промычав, умоляюще начинаю, - только о свадьбе ничего не говори…

Он не сразу отвечает, но его непоколебимый голос вновь вторгается на мою территорию.

- Почему?

- Ну, хотя бы потому, что после свадьбы Амины и Кости со мной из моих «подружек», - пальцами в воздухе изображаю кавычки, - никто не общается. Я просто перестала звонить и писать. Господи, - повторяю я и провожу ладонями по длинным волосам, - просто перестала… а оказалось, никому не нужна.

Хотя, возможно, Лиза в подробностях, да еще и приукрасив, разболтала им о нас с Германом. Мм?

Да нееет. Вряд ли. В таком случае, они бы написали мне, хоть одна из них, чтоб посплетничать, узнать обо всем у первоисточника. Так что, судя по тому, что мало кто пока знает о том, в каком я дерьме, Лиза держала рот на замке. В первый раз в жизни мне нужно от нее прямо противоположное, и эта рыжая мымра снова меня разочаровывает.

Мы подъезжаем к ресторану. Парковщик сразу предлагает взять на себя ответственность за размещение автомобиля Эмина в наиболее выгодном месте, и мой муж, недолго думая, отдается тому ключи. Фаворский приглашает взять себя под руку, как только мы останавливаемся у не очень длинной, белой лестницы, ведущей к парадным дверям. Я уже знаю, что мы опоздали на начало фуршета, но это не очень страшно.

Перед нами открываются двери, двое швейцаров держат их, каждый со своей стороны, пока мы, регламентируя себя, как пара, проходим в зал, украшенный разноцветными воздушными шарами, яркими платьями женщин и строгими костюмами мужчин. Сразу вспоминаю, как Эмин, ожидая меня у машины около моего подъезда, отчитал за короткое платье, что совершенно не входит в рамки дресс-кода. Однако никто не остановил нас, и мы спокойно вошли внутрь.

Склонившись к моему уху, Фаворский неожиданно произносит:

- Ты превосходно выглядишь. Просто бесподобно. Не смей сомневаться в себе.

Его голос звучит очень искренне, однако этот восточный колорит вокруг, который выражает себя не только в нарядах девушек, но и в убранстве столов, в дизайне стульев, развешанных вокруг фотографиях, вгоняет меня в краску.

Я становлюсь поводом для обсуждений, но это его друзья женятся сегодня – не мои. Я даже не знакома ни с женихом, ни невестой. В дальнем углу банкетного зала, у выхода на веранду, замечаю Нину и Милану – тех самых девчонок, которых считала своими лучшими подругами. Одними из. И снова встреча. И снова свадьба.

Какое совпадение, дьявол всех вас побери.

ГЛАВА 17.

На страже защиты Германа Левандовского

Лолита

Местная богема ожидает приезда группы БИ-2. Выступление должно было уже начаться, но музыканты опаздывают, а их официальный представитель пытается успокоить жениха, который, как я уже поняла, является ярым фанатом рок-коллектива. Жених, имени чьего я так и не запомнила, собственно, как и имени невесты в слишком, на мой вкус, пышном и старомодном платье, размахивает руками, быстро идет к президиуму, хватает со стола пачку сигарет с зажигалкой и, толкнув дверь на веранду, выходит покурить, пугая некоторых гостей своей восточной несдержанностью. Его темперамент напоминает мне об Эмине, бессменно держащем свою руку на моей талии. Однако мой муж, даже когда еще не был им, никогда не нервничал из-за таких вещей – из себя его выводило то, что с бизнесом что-то не так, или с нашими отношениями.

Я ловлю на себе взгляды многих присутствующих здесь девушек и женщин. От этого становится неловко, но я стараюсь этого не замечать. С тех пор, как ведущий после церемонии впустил гостей в банкетный зал, они просто не спускают с нас глаз. Мы с Эмином стоим у горки шампанского, где один из официантов подливает сверху этот божественный напиток. Здесь он, и правда, очень вкусный. Не вижу, что написано на этикетке, так как поверх нее красную бумажную салфетку.

- Почему они так смотрят? – бурчу я про себя раздраженно.

Фаворский, услышав, наклоняется к моему уху:

- Они завидуют.

Это вызывает у меня тихий смех.

- Не льсти себе, Эмин.

Посмотрев вверх, на него, я замечаю, что он улыбается, приложив край бокала к губам. Я всегда была без ума от его улыбки – какой-то не до конца для меня разгаданной, словно Эмин что-то скрывал, что-то не договаривал. В конце концов, все именно так и оказалось. Но сейчас… все то же самое? Или это его привычка – улыбаться так, будто ты что-то задумал.