Я отвлекаюсь от собственных мыслей и подобно Эмину отставляю бокал в сторону, когда ведущий просит пройти всех за столы. Наши места за 4, что ближе к президиуму. Похоже, это довольно близкие для Фаворского друзья, которых он недавно приобрел, потому что я о них ничего не знаю, зато я не могу игнорировать, как моя кузина Лиза, сидя за шестым столом, буравит меня взглядом. Вскинув подбородок, отворачиваюсь от нее. Как раз в этот момент Фаворский наклоняется, чтобы поцеловать меня в плечо, которое натянуто кружевом. Он не отнимает губы от меня и поднимает глаза, мы встречаемся взглядами, от чего сразу пересыхает в горле. Мельком посмотрев на Лизу, я замечаю, что она так и не решается отпить вина из бокала, который поднесла к губам. Кузина полностью сконцентрировала внимание на нас, пока ведущий горло рвет, чтобы попытаться развлечь молодоженов и их гостей. А мне, на самом деле, хочется скорейшего окончания этого вечера. Но дело в том, что я не знаю, что теперь будет… Как теперь быть? Когда Эмин продолжает на меня так смотреть. В прошлую нашу встречу он просил прощения, сказал, что до сих пор любит меня, он нисколько не изменился: все такой же щедрый, красивый (даже стал еще более сексуальным), умный, интересный и после той ночи… жестокий. Для меня – жестокий. Черт. И что с этим делать? Как поступить?

В сознание прорывается голос молодого парня, басом обращающегося в микрофон к залу, слушающему его в пол уха, так как большинство уже налегает на еду, словно ни разу в жизни ее не видели.

Господи…

Совсем скоро звон вилок и стаканов сменяется на суматошную болтовню, а еще спустя пару минут в зале раздаются бешеные аплодисменты, поскольку ведущий, уже будто выжатый, как лимон, объявляет БИ-2. Жених вскакивает с места и хлопает стоя. Сначала Шура и Лева поздравляют новобрачных, пожелав им всего самого лучшего, а мне в этот момент вспоминается, что на нашей свадьбе в Мадриде исполнял песни знаменитый испанский певец. Имя его только забыла… Наверное, потому что, несмотря на его славу, мне он показался слабоватым. Организацией мероприятия занимался Эмин самолично, вот и выбрал этого певца, однако мне не понравилось, а сейчас думаю, почему мы не пригласили никого из шоу-бизнеса выступить на нашей свадьбе в Москве? Я ведь люблю БИ-2, и это было бы круто, если бы Лева и Шура в свое время поздравили нас с Эмином тоже. Хотя… вряд ли это изменило бы то, что случилось…

Группа начинает свой мини-концерт для нас с песни «Компромисс», и некоторые гости начинают подпевать, в отличие от жениха они делают это тихо. Тот же, напротив, за неимением микрофона поет почти громче самих музыкантов. Ребята чудесно играют на инструментах, и приехали они раньше, чем Лева и Шура, успев все настроить перед началом грандиозного представления. На мой взгляд. Потому что мурашки по телу так и бегут. Фаворский тоже, наконец, полностью сосредоточен на сцене.

Далее следуют хиты «Молитва» и «Полковнику никто не пишет». На последней я встаю со своего места, чем приковываю к себе стальной взгляд Эмина. Вопросительный. Я указываю пальцем на веранду и жестами, без слов, говорю ему, что просто хочу подышать воздухом. На улице пение птиц уже переменилось стрекотанием сверчков. Высокие дворовые лампы зажжены и выставлены по всей территории большого сада. Отхожу где-то на несколько метров от стеклянных дверей, достаю из своего клатча пачку сигарет, щелкаю зажигалкой по сигарете, а когда затягиваюсь, ощущаю настоящий… кайф! Как мне этого не хватало среди удушающей фальши там, в той неуютно огромной пирушке. Не хочу туда возвращаться, но, похоже, придется. Мысли переносятся к Герману. Я думаю о том, чем же он там сейчас занимается? Мне интересно. Мне действительно интересно. И не успеваю я достать мобильный, чтобы написать тому сообщение с вопросом, как я слышу голос приближающейся кузины. Она шагает ко мне манерной походкой в своем приталенном сиреневом платье с идеально уложенной копной рыжих волос.

- А твой муж в курсе, что ты куришь?

В то время она сама достает из своей миниатюрной сумочки сигарету, а я, выдержав на себе ее ожидающий взгляд, прикуриваю ей. Выдохнув первую порцию дымовых колец вверх, она снова поворачивается своей довольно ухмыляющейся физиономией ко мне.

- У вас, я слышала, был разлад в отношениях?

И так мне хочется выколоть ей ее наглые глазенки. Если раньше я желала того, чтобы Лиза на весь мир прокричала, что, по ее мнению, я сплю с официантом, то сейчас для этого совсем не время. А алкоголь и пьяная Лиза – не лучшее сочетание.

Пожав плечами, как ни в чем не бывало, отвечаю ей:

- Теперь все хорошо.

Кузина опускает уголки губ вниз и вроде бы понимающе кивает, однако за этим что-то скрывается, уверена.

- Значит, Эмин знает о твоих отношениях с этим… как его… Герман, да?

Я смеюсь.

- Ах, ты даже это разузнала…

Лиза не отстает:

- Конечно, дорогая сестренка. Мы же с тобой давно друг друга недолюбливаем, я тебя – за то, что ты красивее, а ты меня – за то, что я умнее, - произносит она медленно и с выражением, подкрадываясь почти незаметно – и вот уже эта стерва стоит рядом со мной, очень близко. Ну, насчет «за то, что я умнее» я бы поспорила. – Если ты не телезвезда, и про тебя желтая пресса не пишет, это не значит, что у меня нет надежных источников.

Ее еще один шаг в мою сторону, - и следующее кольцо дыма достигает моего лица, после чего, конечно же, я отмахиваюсь. Мы не в том обществе и не в той ситуации, чтобы я могла прилюдно оттолкнуть кузину, но отойти от нее назад у меня возможность есть. Лиза усмехается, приложившись голым плечом к стене из дорогого белого камня.

- Ох, милая моя сестренка, как же мне тебя жаль. Все-то ты потеряла. Уже и в официантки подалась. Стыдно, наверное?

Служащие ресторана открывают стеклянные двери нараспашку, и из них в ту же минуту «высыпаются» гости, один за другим. Мужчины закуривают, а женщины, что сопровождают их сегодняшним вечером, следуют за ними. Из зала слышатся первые нотки песни «Мой рок-н-ролл», что в этот раз Лева и Шура исполняют без Чичериной. Не знаю, где логика в этом всем, где связующее звено, но во мне просыпается невиданная ранее храбрость. Я раскидываю руки в сторону, прежде потушив сигарету в специальной урне. Задом наперед иду в сторону цветов, в сторону прекраснейших клумб, сразу притягивая к себе интерес окружающих. Среди них обнаруживаю Фаворского, но тем лучше.

- Да, представьте себе, дорогие гости! Я работаю официантом! Я, жена известного бизнесмена, Эмина Фаворского, работаю официантом! И только что меня в этом упрекнули. – Все это время я смотрела на Лизу, которая открыла рот от полного изумления, шока и неожиданности, но теперь я оглядываю каждого. Народ из зала начинает прибывать в большом количестве. – Да, вы не ослышались, меня упрекнули в этом. – Я усмехаюсь сказанным мною словам. – Знаете, что? – Приблизив руки к груди, я собираюсь с мыслями, но Эмин уже рвется вперед. – Это раньше было самым большим страхом – опозориться вот так. Точнее, я думала, - акцентируя на этом слове свою речь, продолжаю, - что это позор. А теперь я так не думаю. Меня бросили родители, сказали, что стать самостоятельной – отныне моя нынешняя задача, но они, наверное, ожидали, что я стану каким-нибудь офисным клерком, однако так сложилось, что я обслуживаю столы в бутик-отеле «Мона».

Я не успела даже сосчитать, сколько ахов и вздохов собрала моя тирада. Эмин уже рядом и, схватив меня за локоть, он требует, чтобы я прекратила и пошла с ним. Но я больше не та девчонка, которую он знал, поэтому, вырвав руку, я толкаю его. Так, как хотела сделать с Лизой. Он пятится, но моей силы не хватит, чтобы крепкий и накаченный Фаворский упал. Выставив палец, я предупреждающе говорю с ним:

- Не надо обращаться со мной, как с ребенком. Я говорю!

Официанты закрывают двери, оставляя БИ-2 с несколькими зеваками, сидящими за столиками – это, в основном, пожилые и старые люди, очарованные всем, что видят и слышат. Но я вижу, как даже обслуга с интересом наблюдает за мной, а девчонки и парни уже достали мои телефоны и снимают «час моей славы».

- Я теперь умею сама зарабатывать деньги, - счастливо улыбнувшись, говорю им я, но, кажется мне, что это заслуга вкусного шампанского и вина. – Я подружилась с прекрасным человеком! – Снова положив руки на груди, я протягиваю слово «прекрасный», вытянув шею. – Его зовут Герман Левандовский, ему двадцать лет, он учится в университете и летом работает в «Моне», да-да, в том же самом шикарном отеле! – Мне хочется восклицать каждое произнесенное предложение, как будто я, ей богу, читаю стихи. – И я, если вам это интересно, конечно, ночую в его квартире время от времени.

Не знаю, что там сейчас отобразилось на лице Эмина. Какая именно эмоция, но то, что непрекращающиеся перешептывания и возгласы проходят в толпе – это факт.

Жирный, большой факт.

Я спешу отрицательно махать руками, повышая голос на октаву.

- О, нет, нет! Мы не спим вместе! Я же говорю, он стал моим другом. – Пьяно засмеявшись, уточняю у гостей: - Или я не рассказывала об этом? Ну, ладно, - взмахнув ладонью, кривлю носом, - ничего, теперь-то вы точно знаете. И мне плевать, верите мне вы, или нет, честное слово! Я таааак рада, что избавилась от этой вашей лжи и богемной низости, от привязанности к вашему паршивому обществу! И самое интересное, - прождав секунду, облизываю пересохшие губы, - только сейчас я это поняла, — а дальше шепчу тихо-тихо: - Спасибо… спасибо кому угодно за это. Спасибо Герману за это.

Никакого гула больше, никаких оханий, никаких изумленных вскрикиваний. Они просто стоят и таращатся на меня. В этом объемном саду, заполненным великолепными растениями, стоят они, зараженные эгоизмом, нарциссизмом и напыщенностью, и во все глаза на меня пялятся, успевая, естественно, все это снимать на свои очень дорогие телефоны. Каждый стоит столько, что можно обеспечить целый детский дом или приют для животных.

Плотно прикрыв глаза, ощущаю, как касаюсь ресницами нижних век. Я не буду плакать. Не буду плакать. Спрячу нафиг свою сентиментальность и не позволю испортить все перед ними своими рыданиями. Ни за что! Я разрешаю себе повернуться к Эмину, одиноко стоящему одной из пышных клумб в свете луны и фонарей. Он будто дожидался того, что я обращусь к нему, поэтому только сейчас становится в статную позу и прячет ладони в карманах брюк. Стараюсь даже не обращать внимания на Лизу, что разглядывает меня, просто-таки «подружившись» с чертовой стеной. Я уже не и слышу голосов солистов рок-группы. Возможно, они взяли небольшой перерыв, тем более что в данный момент никто не обращает на них внимания. Зато я оказалась в центре всего этого. И завтра утром я буду винить только саму себя, ибо все было сделано, все было сказано лишь по моей инициативе, и вся ответственность лежит на мне.

Эмин выглядит оскорбленным. Он, скорее всего, чувствует себя последним дерьмом, каким я и считала его последние три года, особенно после постоянных его отказов дать мне развод. Я его люблю и ненавижу одновременно. Не знаю, есть ли название этому чувству, которое граничит между двумя, абсолютно друг другу противоположными. Это настоящее, дьявол побери, безумие. Чертова одержимость им все эти годы. Ощущение досады, что не сложилось, что все с самого начала было не настоящим, а потом – ощущение самой глубокой неприязни, словно мной воспользовались, как дешевой шлюхой. Вот, что я испытывала. Поэтому и не знала, как простить.

Но сейчас… Не знаю, что будет завтра, послезавтра, через неделю, через год, но прямо в эту минуту, когда я, к счастью, выговорилась, сделав это очень нестандартным образом, у меня будто бы с плеч спала ноша. Я представляю, что носила на себе огромный камень, весом в целый центнер, но он только что упал мне под ноги и разбился, подобно кусочкам льда. Он все это время был айсбергом в моей душе. Все эти три года. Но весна наступила, и растаял кошмар и ужас, хранившийся внутри меня.

Какой-то идиот решает прямо в этот момент устроить фейерверк. За моей спиной взрываются салюты, но я чувствую, что никто из тех, кто следит за мной, не двигается с места. Небо окрашивается во все цвета радуги, и пока они, эти циркачи, ждут от меня какие-либо следующих действий, я не могу оторвать глаз от Эмина. Я смотрю на него и моргаю, чтобы слезы не полились градом. В эту секунду наибольшего напряжения, когда я просто с треском провалила день для одной пары, что поженилась сегодня, мне кажется, мне так кажется, я прощаю его. Прощаю Фаворского. Вот прямо сейчас. Не знаю, так ли сильно я пьяна, чтобы совершить очередную глупость, но я открываю беззвучно рот, поднимаю руку и указываю на мужа ею, а он, тем временем, смирившись с тяжелейшей участью и обреченностью, прикрывает веки. Я думаю, Эмин не боится. Я думаю, он уже представлял, что я захочу признаться, все рассказать.

- А он, - дрожащим голосом говорю я. – Он… - мне не удается сказать больше ничего, дыхание подхватывает ветер, которого, наверняка, тоже раздражает непрекращающийся фейерверк. Ох, эти мелькающие разноцветные огни… - Он… - снова произношу.