Она с мужем и дочкой вышла из вагона, взглянула на невесту и мгновенно испытала разочарование. Лицо девушки ей показалось каким-то одутловатым, в пятнах, волосы лохматятся, глаза безжизненные, а голос... «Говорит, словно три дня не ела», – тяжело вздохнула Инга Константиновна. Мать невесты была не лучше дочери – такая же невзрачная, как серая мышь. Единственным, кто произвел на Ингу Константиновну хорошее впечатление, был Геннадий Петрович. Столь видного мужчину зоркий глаз заместителя мэра зацепил сразу. «Конечно, росточку бы ему побольше да на макушке лысину покрасивее зачесать... Но фигура у полковника крепкая, выправка самая военная, а лицо – вполне интеллигентное и интересное...»

Инга Константиновна заулыбалась будущим родственникам, думая о том, что надо будет не забыть потихоньку разузнать, на что они потратили те деньги, которые она выслала на свадьбу. Вначале она рассердилась, что сын решил играть свадьбу не дома, но, увидев невесту, обрадовалась: «Такую замухрышку стыдно людям показывать».

– Пап, мам, давайте быстрее, там машина стоит, – поторопил родных Димка. Он уже успел вынести из вагона чемоданы.

Геннадий Петрович ухватил чемодан побольше и двинулся на привокзальную площадь. За ним гуськом потянулись остальные.

Нина Николаевна догнала Ингу Константиновну:

– Ох, вы знаете, я так переживаю. Ирочка так тяжело переносит беременность, сразу после свадьбы ложится на сохранение.

– Что? – Инга Константиновна остановилась как вкопанная.

– А разве Димочка вам не писал? – удивилась Нина Николаевна. – Для нас для самих это было полной неожиданностью, но что взять с нынешней молодежи, у них все так быстро... А по телефону мы об этом не захотели говорить, сами понимаете, это деликатный вопрос.

Инга Константиновна оглянулась на девушку, шедшую сзади под руку с ее сыном: «Понятно теперь, почему она так плохо выглядит. Да, вляпался Дима в очередное болото, по самые уши вляпался. Мелкая шалава не додумалась привязать его к себе с помощью ребенка, а эта вон быстро сообразила, с какой стороны подлезть к бедному мальчику. Надо было Люсю не брать с собой! Теперь придется как-то ограждать девочку от всевозможных разговоров о беременности. Интересно, сколько комнат в квартире наших будущих родственников?»

Геннадий Петрович поставил чемоданы в багажник, а Нина Николаевна сказала, что возьмет такси, потому что всем в «Жигули» все равно не вместиться. Димин отец предложил составить компанию будущей родственнице, но Инга недовольно посмотрела на мужа, и он без лишних слов сел в салон автомашины.

Инга Константиновна села впереди и принялась внимательно рассматривать приборную доску: «Жигули», хоть и десятой модели, – это, конечно, не «мерседес». Но если уж так рассуждать, у Костоглодова не было и «Запорожца»! Видите ли, он на свою зарплату не может себе позволить автомобиль... «Кажется, будущие родственники живут неплохо, хоть с этим Димке повезло», – в конце концов решила мать жениха.

Иван Алексеевич с сыном и дочерью расположились на заднем сиденье, потом к ним присоединилась Ирина. Дима взял Люсю к себе на колени. Девочка сладко зажмурилась, и Ира, захлопывая дверцу, отметила, что сестра очень соскучилась по брату. Иван Алексеевич чувствовал себя с дороги неважно, поэтому сразу прислонился виском к мягкой обивке салона и закрыл глаза. А Люся крутила головой во все стороны, она не знала, на что смотреть в первую очередь – на город за окошком или на бледную невесту.

Нина Николаевна приехала первой. Стол был накрыт еще до приезда будущих родственников, и она, как гостеприимная хозяйка, едва гости вышли из «Жигулей», сразу пригласила их отобедать. Ивану Алексеевичу очень хотелось прилечь отдохнуть, но он, чтобы не огорчать хозяйку, прошел со всеми к столу.

Инга Константиновна критическим взглядом осмотрела обстановку квартиры и осталась довольна. Судя по всему, жили родители невесты хорошо: ремонт был недавно, окна-двери стильные, дорогие обои, телевизор с плоским экраном, шикарный ковер на полу, пусть не персидский, но о-очень дорогой. Если бы не дочь-шлюха, то о лучшем варианте и мечтать нечего.

Удовлетворенно вскинув одну бровь, Инга Константиновна достала из чемодана и свои подарки: хорошее кожаное портмоне, изящный кошелек цвета кофе с молоком для сватов и домашние тапочки, вышитые бисером, – для будущей невестки, а для застолья – две бутылки коньяка.

– Ох, ну что вы... – стушевалась хозяйка. – Спасибо, спасибо. Я сейчас Гену позову, пусть откроет икру, а я быстренько бутерброды сделаю.

– Вы баночку икры и бутылку коньяка на завтра оставьте.

– И то правда, – согласилась Нина Николаевна.

Иван Алексеевич, Ира и Люся пили минералку, а остальные после первой рюмки коньяка почувствовали себя раскованнее. Нина Николаевна завела рассказ о службе мужа в Чехословакии, как им хорошо жилось там.

Инга Константиновна слушала, искоса поглядывая на без пяти минут невестку, которая уже не казалась ей такой страшненькой. В конце концов, беременность еще никого не делала красавицей.

– Извините, – вдруг прервал хозяйку Иван Алексеевич, – если вы не возражаете, я бы прилег. Что-то у меня голова разболелась. Это все отголоски аварии.

– Что ж ты раньше не сказал, – сердито посмотрела на мужа Инга Константиновна.

– Пойдемте, пойдемте, я вам постелю, – захлопотала хозяйка. – Конечно, с дороги устали... Поспите...

Когда Иван Алексеевич вышел из-за стола, Люся заерзала на стуле. Она шепнула брату на ухо:

– Дим, а нам тоже можно уйти? Ты бы мне город показал. Я никогда еще не бывала в таком большом городе.

– Извини, Люсь, в этот раз не получится. Ире нельзя много ходить, она тоже болеет, как папа.

– А зачем ты выбрал себе больную невесту? – спросила девочка довольно громко.

Ее брат оглянулся на гостей. Они были увлечены беседой и не слышали бестактного вопроса.

– Может, ты во двор пойдешь погуляешь? – предложил Дима сдержанно.

– Не хочу, – закапризничала Люся.

– Тогда жди, пока отец отдохнет. Может, вечером с ним по городу походите.

Люся надулась, но возражать не стала.

Застолье продолжалось недолго – ровно столько, сколько оставалось коньяка в бутылке. Когда с завтраком было покончено, Люся с Ирой перебрались на диван смотреть телевизор, Геннадий Петрович с Димой двинулись в кафе согласовывать окончательное меню, а женщины отправились на кухню мыть посуду.

– Нина Николаевна, и как вы доверяете мужу такое ответственное дело? Он что, сам кафе нашел и сам обо всем договорился? – искренне удивилась Инга Константиновна.

– Да, – подтвердила Нина Николаевна, – он у меня хозяйственный.

– Завидую вам, – вздохнула Инга, – а мой ничего сам не умеет. Разве что гвоздь забьет. Да и тот – криво.

Нина Николаевна промолчала. Ей показалось, что будущая сватья с удовольствием командует мужем, какая же тут самостоятельность?

В пятницу хлопоты продолжились. Нина Николаевна хотела отвезти все спиртное в кафе сразу. Инга Константиновна возражала, мол, водку лучше всего привезти уже после загса, целее будет. Потом спохватились, что жених не купил букет роз для невесты, долго спорили, какого оттенка должны быть цветы, поярче или побледнее.

К вечеру все падали с ног. И тут вдруг вспомнили, что по обычаю нельзя, чтобы жених ночевал в одном доме с невестой. Димку «эвакуировали» в соседний подъезд к Захаровым, друзьям семьи.

В субботу c утра, к неописуемому удивлению родных жениха и невесты, все шло нормально: цветы не завяли, прическу Ире у знакомого парикмахера сделали без проволочек, с платьем ничего не случилось, с женихом тоже, и ровно за десять минут до назначенного времени все были в загсе.

Все пятнадцать минут церемонии Ира так волновалась, что плохо соображала, что надо делать и когда говорить «да». Но с помощью жениха и свидетелей ей удалось справиться со всеми препятствиями, возникшими на пути к желанному штампу в паспорте.

Гостей пригласили немного, человек сорок, поэтому свадьбу отмечали в кафе. Ира сидела, ковыряясь в салате из капусты и огурцов, и страшно завидовала гостям. Они ели с невероятным аппетитом. У каждого в тарелке лежали котлеты, рыба, кусочки курицы, картофель, салаты... Гости чавкали и хрустели косточками, пили водку, запивали лимонадом и минералкой. И свидетели увлеченно жевали, даже сопели от усердия. И жених сидел, рот у него не закрывался. А Ира не могла ничего есть, чтобы не было рвоты. И шампанского пить не могла. Когда гости пошли танцевать, Ира осталась сидеть на своем неудобном стуле. Она думала о том, что правильно делали лет двести назад, когда требовали, чтобы невеста была девственницей. Тогда у невесты не могло быть токсикоза, и она веселилась на собственной свадьбе, а не сидела и не ждала, когда же наконец все это закончится.

Правда, у Иры мелькнула мысль о том, что не надо устраивать свадьбу вообще, но когда она заикнулась об этом маме, Нина Николаевна огорчилась, сказала, что свадьбу следует сыграть так, как положено.

Изредка Ира посматривала на свекровь. Хоть Ира не слышала ни одного плохого слова от Диминой матери, девушке казалось, что в глазах Инги Константиновны светится лишь ненависть. Когда Ира в очередной раз со все возрастающим раздражением зыркнула на свекровь, та в ответ уставилась на невестку и не заметила, как рядом сидящая чья-то родственница зацепила бокал с красным вином. Через мгновение светлую юбку Инги Константиновны «украсило» смачное пятно.

Родственница заохала, рассыпаясь в извинениях. Инга Константиновна резко оборвала гостью:

– Смотреть надо было лучше, куда руки кладете.

Женщина задумчиво посмотрела на испорченную юбку. Ничего не поделаешь, надо идти переодеваться. Из загса они ехали на машине, но Нина Николаевна говорила, что дворами от кафе до дома пятнадцать минут ходьбы. В чужом городе Инга совсем не ориентировалась и боялась заблудиться. Она решила найти себе провожатого. Инга Константиновна обвела взглядом гостей и поняла – лучше всего для этой цели подходит Геннадий Петрович. Он сидел напротив, и Инга громко попросила:

– Геннадий Петрович, подойди на минутку. – Еще в загсе она перешла с ним на «ты».

Инга Константиновна продемонстрировала ему пятно. Геннадий Петрович, хоть и был не совсем трезв, понял ее без слов:

– Давай-ка отвезу тебя домой, переоденешься.

– Нет уж, давай пешком, – усмехнулась Инга Константиновна. – Не хватало еще в день свадьбы сына влепиться в дерево.

Мужчина вернулся к жене и объяснил ей ситуацию. Нина Николаевна заохала, предложила посыпать пятно солью и застирать, но потом махнула рукой – некрасивый след от пятна все равно останется.

– Только вы недолго, где-то через час каравай резать будем, надо, чтобы все присутствовали, – попросила она.

– Да мы быстренько, туда-обратно, – заверил Геннадий Петрович.

До квартиры они добрались быстро и без приключений. Инга Константиновна достала из чемодана платье и принялась пристально его разглядывать. Если надеть его сегодня, то в чем она будет завтра? Значит, юбку надо застирать сейчас, чтобы в воскресенье с другой блузкой снова красоваться в старой юбке. Инга Константиновна набросила на плечи халат и отправилась в ванную.

Через час они вернулись в кафе, Инга еще вспоминала сильные руки Геннадия на своих бедрах... Но от вида свадебного застолья Ингу замутило. Димка был основательно пьян, а невеста смотрела на всех так, словно только что вернулась с похорон любимой бабушки.

Первой мыслью Инги Константиновны было: «Хорошо, что свадьба проходит в чужом городе, среди малознакомых людей, и просто счастье, что этого позорища не видят мои сослуживцы и знакомые».


В сентябре Димка надумал вернуться в казарму, о чем и объявил новым родственникам.

– Дмитрий, Ирочка будет все время думать, почему ты не захотел остаться дома, волноваться, а ей это категорически противопоказано, ты же понимаешь, – Нина Николаевна сердито посмотрела на зятя. – И проведывать, в таком случае, каждый день ты ее не сможешь.

Димка вообще не понимал, зачем ходить к Ире в больницу, если лежит она на третьем этаже, вставать с кровати ей не рекомендуют доктора, а следовательно, поговорить все равно не получается. Маячить же под окном роддома Димке не нравилось. Но Нина Николаевна и не думала прислушиваться к его доводам и, когда он только заикнулся, что не пойдет проведывать Иру, устроила форменный скандал, обвинив зятя в душевной черствости.

Димка хотел ответить, что и так испортил себе летние каникулы, оставшись на все лето в Краснодаре. А теперь начался учебный год, и визиты в больницу можно сделать не ежедневными. Но решил, что лучше переговорить с самой Ириной, вернее, написать записку, объяснить, что теперь нет времени ходить к ней каждый день. Ира должна понять.

Ире завидовали все девчонки в палате. «Такой красавец муж! И, видать, любит – зря, что ли, каждый день под окнами околачивается». Ира не разубеждала соседок, хотя самой ей было наплевать – ходит Димка к ней или нет. Иру волновал только ребенок. Когда ее уговорили лечь в больницу, она не относилась серьезно к разговорам врачей о возможных последствиях. Но в палате Ира оказалась с тридцатидвухлетней Тамарой, которая была беременна уже шестой раз. Все предыдущие ее беременности заканчивались выкидышами. Правда, Тамара все же родила семимесячную девочку десять дней назад. Но за то время, которое она лежала в палате, Ира успела наслушаться столько медицинских «страшилок», что думала теперь лишь об одном: только бы ребенок был жив. Она вбила себе в голову, что если не родит сейчас, то ее ожидает судьба еще хуже, чем у Тамары.