Инна Туголукова - Непорочное зачатие

А это оказалась неплохая идея — приехать сюда втроем: такой эскорт сделает честь кому угодно, и никто не скажет, что он отдыхает с любовницей.

Расположились в кружевной тени подступающих к самой воде деревьев. Воздух был напоен густым сосновым ароматом, звенел восхитительной какофонией из детского гомона, смеха, всплесков воды, ударов по мячу, негромкой музыки.

Они много купались, дурачились в прохладной чистой реке и, несмотря на жару, нагуляли зверский аппетит. Когда, приняв холодный душ, возбужденная троица вломилась в столовую, Володя уже ждал их за столиком. Он встал и галантно отодвинул для Жени стул. Но она торопливо обогнула столик, села напротив и тут же поняла, какую совершила ошибку — вся перед ним как на ладони. И Лаптев не преминул воспользоваться возможностью беззастенчиво рассматривать ее весь обед.

Но Женя больше не краснела, встречаясь с ним глазами, держалась непринужденно. И чем спокойнее она себя вела, тем сильнее возрастала его заинтересованность.

Сама того не сознавая, Женя воспользовалась дальновидной тактикой Зульфии. Но у той был тонкий и хитрый расчет — завлечь Бориса во что бы то ни стало. А Женя просто пыталась защититься от неожиданно нахлынувшего чувства, испугавшего ее своей силой.

Ей казалось, что она еще не готова к новым отношениям. Хотя с чего она решила, что Лаптев стремится завязать с ней долгосрочные отношения?! Он, похоже, на них и не способен. Есть такие люди — прекрасные во всех своих проявлениях, но генетически не расположенные к семейной жизни, многолюбы. Вот как Татьяна. Что ее может изменить? Большая любовь? А есть она, такая любовь, если каждая последующая кажется сильнее предыдущей? А она боится нового предательства, новой боли.

Женя так погрузилась в свои мысли, что Володе пришлось дважды повторить свой вопрос:

— Так как же, Женя, принимаете вы мое предложение?

— Ой, простите, задумалась о своем, о девичьем, — смущенно засмеялась она. — Какое предложение?

— Я приглашаю вас поужинать сегодня в ресторане.

— Меня? — растерялась она.

— А вы хотите, чтобы это был ужин на двоих? — В глазах у Лаптева зажглись веселые искорки.

— Нет, ну, если мы лишние на этом празднике жизни, мы можем поесть и в столовой, — с ходу включился в игру Феликс.

— А я так хотела надеть свое новое платье, — вздохнула Татьяна.

— И ты, Брут? — Женя шутливо погрозила ей кулаком. — Кажется, я оказалась в меньшинстве. Но учтите, так легко я не сдамся.

— Ну, так ведь это было бы и неинтересно, — как бы между прочим заметил Володя.

Она вскинула голову и с вызовом посмотрела ему в глаза:

— А вы любите, чтобы было интересно.

— А вы нет, — парировал он.

— Боюсь, что у нас с вами разные интересы, — высокомерно заметила Женя.

— Я докажу вам, что это не так, — пообещал Лаптев.

Ресторан располагался над столовой. Надо было только подняться по лестнице на второй ярус. Здесь царил полумрак, мерцали свечи, звучала тихая музыка.

Они сделали заказ, и за столом повисла та самая первоначальная пауза, которая традиционно сопутствует почти каждому застолью.

Женя была в летних шелковых брюках, и вдруг почувствовала, как через легкую ткань кто-то нежно погладил ее ногу. Кто-то! Ясное дело кто!

Она резко отодвинулась и с негодованием посмотрела на Володю. Тот одарил ее чарующей улыбкой. Его руки спокойно лежали на столе. И вновь она ощутила мягкое плавное прикосновение.

«Боже! — ужаснулась Женя. — Неужели этот идиот снял ботинок и оглаживает меня своим гнусным носком?» А вслух холодно сказала, сверля его взглядом:

— Если вы сейчас же не прекратите, я немедленно уйду отсюда, но по физиономии отхлестать успею.

Володя, который в этот момент как раз собирался ослабить узел галстука, замер с поднятой рукой. Татьяна и Феликс изумленно уставились на Женю.

— Извините, — наконец обрел Лаптев дар речи. — Никак не думал…

— А вы думайте. Выработайте в себе такую полезную привычку! — кипятилась Женя.

— Жень, ты что, с печки упала? — Татьяна не могла понять, что происходит.

— Да он гладит меня под столом… — зашипела Женя.

— Я?! — Изумление Лаптева было таким неподдельным, что Женя перевела пылающий взгляд на Феликса.

«Ну конечно! И как это я сразу не догадалась, что только этот придурок и способен на подобные пошлости!»

Феликс, пригвожденный к месту перекрестными взглядами своих спутников, глупо захихикал:

— Да вот они ручки-то!

— Да ты меня ногой своей дурацкой гладишь!

— Я?! — в свою очередь изумился Феликс. — Ногой?!! — И даже заглянул под стол, дабы убедиться, не посмела ли его нога и в самом деле без ведома хозяина решиться на подобную дерзость. И захохотал так, что они даже подпрыгнули от неожиданности, уставившись на его согбенную, вздрагивающую от конвульсивных сотрясений спину.

Наконец он разогнулся, держа в поднятой руке извивающуюся гладкую кошечку. Тут уж они все полегли от смеха.

Испуганная таким безудержным весельем кошка издала отчаянный вопль, вырвалась на свободу и стремительно ретировалась, возмущенная столь неадекватной реакцией на свой дружеский порыв.

Женя смущенно отбивалась от шуточек, которые тут же посыпались на нее со всех сторон. Официантка принесла шампанское, Володя перехватил у нее бутылку, с шумом открыл и разлил пенящийся напиток.

— Предлагаю выпить на брудершафт! — поднял он бокал. — А то я среди вас как белая ворона.

Троекратно расцеловавшись с Феликсом и Татьяной, Лаптев повернулся к Жене. Та хотела было отвергнуть глупую затею, но сдержалась — и так уже всех повеселила. Они скрестили руки, отпили шампанское, Лаптев поставил бокал на стол, провел пальцами по ее щеке, чуть приподнял подбородок и коснулся губ поцелуем, гораздо более долгим, чем того требовал обычай.

Горячая волна зародилась где-то в кончиках пальцев и мгновенно захлестнула Женю, перехватив дыхание. Она отстранилась, хватая ртом воздух, заливаясь густым румянцем, и встретилась с его смеющимися глазами.

Женя поджала губы и опустилась на стул. Но тональность вечеру была уже задана, и он покатился своим чередом, весело и беззаботно.

Они пили кофе, когда Татьяна, подмигнув Феликсу, нарочито капризно протянула:

— Хочу танцевать!

— Отличная идея! — оживился Лаптев.

— Да здесь никто не танцует! — запротестовала Женя, испепеляя взглядом Таньку, которая старательно не смотрела в ее сторону.

— Как это никто? — включился Феликс. А мы, что же, не в счет? — Он подал Татьяне руку, и та ее с готовностью приняла.

Официантка, увидев танцующих, сделала музыку чуть громче. Щемящая латино-американская мелодия сорвала с места еще одну пару.

Лаптев накрыл ладонью Женины пальцы, чуть сжал их и потянул за собой. Она поднялась, понимая, что не надо бы этого делать, но он уже обвил ее руками и привлек к себе так близко, что она коснулась щекой его щеки. Женя попыталась отстраниться, но он не позволил ей этого сделать и шепнул в самые губы:

— Под такую музыку хорошо зачинать детей, правда?

И пока она, ошеломленная, пыталась найти подходящий ответ, Лаптев снова поцеловал ее. И время остановилось…

Женя все же сумела стряхнуть оцепенение, но к этому моменту он как ни в чем не бывало говорил уже о чем-то другом, нейтральном, и больше не сделал ни одной попытки ни смутить, ни соблазнить ее.

Это была первая ночь, когда Женя, засыпая, не вспомнила о Борисе.

На следующее утро за завтраком Феликс объявил, что теперь его очередь веселить компанию, а посему он снял на вечер сауну, куда они и отправятся все вместе париться, пить травяные настои с медом и плавать в бассейне.

— Ну, уж это точно без меня, — решительно заявила Женя. — Я еще только в баню с мужиками не ходила.

— Женечка, ну не будь ханжой! — взмолился Феликс. — Не ломай компанию…

— Просто у Жени богатое воображение, — улыбнулся Лаптев. — Она уже видит наши обнаженные тела, сплетенные в свальном грехе.

— Да! — нервно дернулась Женя в его сторону. — А ты, по-видимому, собираешься париться в спортивном костюме?

— Вовсе нет. Просто там две парные, две моечные, а в общий зал мы выйдем в простынях.

— Ну, можно было бы с этого и начать, — не сдавалась Женя.

— Но это ведь само собой разумеется. Кто же мог подумать, что у тебя в этой области накоплен совершенно иной опыт…

— По-моему, я заказывала это яйцо «в мешочек», — задумчиво проговорила Женя, ловко прицеливаясь Лаптеву в лоб.

— Сдаюсь, сдаюсь! — засмеялся тот, закрываясь руками. — Но придет же в голову: «в бане, с мужиками…»

— Еще одно слово… — зловеще предостерегла Женя, многообещающе помахивая яйцом.

Тонкая скорлупа хрустнула, и тягучее желтое содержимое побежало по ее пальцам, стекая на белоснежную скатерть.

— Ты смотри, действительно «в мешочек», — удивился Лаптев.

Танька с Феликсом дружно фыркнули; и Жене ничего не оставалось, как присоединиться к общему веселью.

Сауна располагалась на территории бассейна, который по вечерам не работал, и все огромное помещение оказалось в их полном распоряжении.

Компанию встретила веселая румяная толстушка, все рассказала-показала и предложила свои услуги.

— Спасибо, милая, мы сами управимся, — отказался Феликс, окидывая довольным взглядом красиво накрытый стол.

— Ну, тогда легкого пару. Веники замочены, напитки в холодильнике, чай в самоваре. А еще чего понадобится — позвоните, я принесу. — Она кивнула на телефон и выплыла, мягко прикрыв за собой дверь.

— Та-а-ак! — довольно протянул Феликс, потирая руки. — Командовать парадом буду я!

Страстный любитель попариться, он до тонкостей знал и высоко ценил это ни с чем не сравнимое удовольствие.

— Ну, это ты у себя в мужицком отделении командуй, а мы уж сами как-нибудь разберемся, — охладила его пыл Татьяна.

— Ну, что ж, — легко принял отставку Феликс, — значит, девочки налево, мальчики направо.

Через час они уже сидели в шезлонгах вокруг низкого стола, замотанные в белоснежные простыни.

Лаптев смотрел на Женю — чистое раскрасневшееся лицо без косметики, ясные глаза с мокрыми стрелками длинных ресниц, изумительная линия плеч — и ему так хотелось прижать ее к себе, запустить руку в густые влажные волосы и целовать эти глаза, губы, высокую стройную шею, что сводило скулы.

Женя тоже поглядывала на Лаптева, чувствуя, как все ее истомленное, исхлестанное душистым веником тело жаждет этого мужчину. И он видел это, чувствовал, но не знал, как разрушить стену, которую она с таким непонятным и бессмысленным упорством возвела между ними.

Не похожа она на тех барышень, главной целью которых являлось замужество во что бы то ни стало. Тогда почему отталкивает его, сдерживает свой порыв, такой естественный и нормальный — быть с мужчиной? Ведь оба они свободны…

Его размышления прервал Феликс.

— Внимание, внимание! — возвестил он. — Сюрпризы еще не кончились. Представьте, мои дорогие, что мы, знатные патриции и великолепные гетеры, возлежим на роскошном пиру. А чтобы создать соответствующую атмосферу…

Он перекинул через плечо конец простыни на манер римской тоги, принял величественную позу и воздел руки.

— Как иногда багрянцем залиты

В начале утра области востока,

А небеса прекрасны и чисты,

И солнца лик, поднявшись невысоко,

Настолько застлан мягкостью паров,

Что на него спокойно смотрит око, —

Так в легкой туче ангельских цветов…

В венке олив, под белым покрывалом… [1]

Лаптев и Женя, приоткрыв рты, изумленно воззрились на вдохновенного оратора, а Татьяна, быстро протянув руку, вдруг дернула его за край простыни, и Феликс предстал перед ними во всей своей ослепительной наготе.

Мгновение царила немая сцена, взорванная затем гомерическим хохотом «гетер» и второго «патриция». А Феликс, выйдя из столбняка, присел и, прикрывая рукой пах, суетливо кинулся подбирать простыню. Но Татьяна ловко подтягивала ее к себе, и он все никак не мог ухватить за кончик.

Женя уже не могла смеяться — подвывала, хватая воздух сведенным судорогой ртом.

Но не родился еще человек, способный обескуражить Феликса Прожогу!

Он оставил бесплодные попытки поймать простыню, раскованной походкой фотомодели прошел к стоящему в углу искусственному цветку, оторвал листик, плюнул на него, прихлопнул к своим могучим чреслам и принял позу культуриста, играя накаченными мышцами.