Наконец, он у цели – дверь квартиры, обитая черным дерматином, была приоткрыта. Александр Васильевич зашел вовнутрь. Там не было никого, но слышался шум голосов.

Затем он неожиданно оказался в полутемной комнате без окон. В глубине за столом сидела черная, коротко стриженная женщина в очках. Александр Васильевич догадался – это Леонарда, исчезнувшая в Латинской Америке. Она его не заметила.

Александр Васильевич начал ее умолять, орать, но крик его почему-то не вырывался наружу – он не слышал себя.

Александр Васильевич хотел выпросить, вымолить, чтобы его отпустили, однако Леонарда по-прежнему его не видела. Тогда, беззвучно рыдая, он отчаянно напрягся и проснулся.

Стояла ночь. Ему еще не верилось, что это лишь сон. Александр Васильевич неподвижно лежал и слушал дробный стук своего сердца. Напоминанием об отчаянной борьбе с немотой было мокрое от пота тело.

Рядом спала Лиза. Постепенно Александр Васильевич пришел в себя, но тягостность не прошла.

Он застыл не шевелясь, с открытыми глазами, опасаясь нечаянно, не дай бог, разбудить Лизу.

В сознании всплыл образ Тани, и тогда Александр Васильевич сразу все вспомнил. Он подсел на Таню и не может от нее освободиться. Во сне она явилась ему Леонардой. Это правдивый сон. Подсознательно он уже давно ощущал: из Тани точно прорастает Леонарда. А сон явил ее окончательно.

У Александра Васильевича вдруг появилось мерзкое, гадливое чувство к этой Тане-Леонарде и к себе. Игра давно закончена, а он все продолжал играть.

А с ним уже не играли. Играли в него.

Вымотанный и обессиленный, ночами он давал себе клятвы, зарекался, но на следующий день опять ехал к ней, к Тане-Леонарде. Теперь в основном к Леонарде.

Александр Васильевич невольно стал вспоминать мерзкие эпизоды, связанные с ней.

...Счастливая встреча любящих супругов. Они не нарадуются, не наглядятся друг на друга, не намилуются. Сцена происходит в спальне на третьем этаже. Но Александр Васильевич смотрит на часы. Ему уже пора, нужно возвращаться домой, в Бутово.

Бедная супруга умоляет пока не ехать, рыдает, ползает в ногах, целует его ботинки. Но Александр Васильевич неумолим, он не может остаться. И времени уже нет. Сегодня заигрались дольше обычного. Он отрывает от себя безутешную супругу, бежит по лестнице вниз, направляется к машине.

Она выбегает на балкон их спальни и последний раз отчаянно молит его остаться хотя бы на час. Александр Васильевич садится в машину. И тогда супруга в безумном горе бросается с балкона третьего этажа... Страшный глухой удар. На газоне валяется Таня, у нее неестественно, как у сломанной куклы, раскинуты руки и подвернута нога. На губах запеклась кровь.

Таня покончила с собой. И он, он виноват в этом. Александр Васильевич не ожидал, что она на это пойдет. Нужно было ласково поговорить с ней. А он!.. В его душе муть и отчаяние. Его горе безутешно. Уже вызвали милицию и врачей. Они сейчас приедут.

Обмытый труп, наряженный в белое платье, лежит на столе. Вокруг цветы. Тихо горят свечи. Какая же это игра?

Александр Васильевич присаживается рядом и, не в силах справиться с собой, утыкается лицом в ладони, трясется беззвучным рыданием. Но слезами горю не поможешь. Нужно было ее успокоить, а потом уж ехать. Ну куда он так спешил?! Зачем оттолкнул ее в спальне?! Он – причина смерти!..

Повсюду в доме чувствуется присутствие смерти. Напряженное ожидание милиции. Сейчас начнется дознание, объяснения... Как тяжело и беспросветно.

С ее неожиданным и страшным уходом мир обесцветился, опустел, чувствует он.

Ворота гулко открываются. Кажется, уже приехали. Сейчас Таню увезут навсегда. Навсегда... Александр Васильевич поднимается и склоняется над ней, чтобы напоследок получше ее запомнить. Слышится запах цветов. И этот запах тоже траурный.

Сознание, что она и мертвая прекрасна, лишь углубляет скорбь. Зачем он с ней так?!. В доме раздаются шаги, шум, резкие казенные голоса.

Александр Васильевич целует ее губы. И вдруг они дрогнули!.. Глаза открылись!.. Таня ожила!

Радость мгновенно наполняет Александра Васильевича. И мистерия переходит в фазу буйного веселья.

И далее в его сознании проносятся отвратительные сцены безудержного торжества...

Александр Васильевич пытается не думать о них, переключиться, но тут же видит другие картины, страшнее первых... Захлебываясь матерщиной, он исступленно лупцует ее чем попало. Она молит его о пощаде, жалко тянет к нему руки. А он лупит ее по рукам.

Несчастному сознанию некуда деться. Оно в паническом страхе бежит от одной картины, но сразу же натыкается на другую, еще более мрачную и жестокую. После них Александр Васильевич превращался в выжатый лимон, без мыслей и чувств. Господи, как все это ужасно и... непоправимо!..


Ближе к рассвету в спальне делалось свежо. Хорошо бы встать – прикрыть дверь в лоджию, но Лиза побоялась разбудить мужа. В последнее время он очень много работает. Этим летом у них там просто столпотворение заказчиков.

Господи! Ну какое столпотворение? Лиза широко открыла глаза – спальню заливал серый предрассветный сумрак. Всем известно, что самые страшные мысли приходят в голову перед рассветом.

Саша главный художник фирмы. Уже давно, года два или три, он не ездит по рядовым заказам. Изредка коллеги обращаются к нему за помощью – он выезжает на место, делает эскиз. А в основном находится в офисе, и его рабочий день ограничен восьмью часами. Про занятость она придумала сама. Он никогда не говорил ей ничего такого – молча возвращался домой поздним вечером, иногда, случалось, и ночью.

Он вообще с ней не разговаривает теперь. Ни в спальне, ни в кухне. Не разговаривает, не замечает, не ест того, что готовит она. Возвращается поздно и всегда сытый. А по утрам пьет в одиночестве кофе.

Лиза, не поворачивая головы, скосила глаза и увидела мужа. Лицо у него было напряженное, будто бы обиженное, раздосадованное. Можно сказать, что ему плохо. Плохо даже во сне. Ах, да не во сне тут дело! Дело в том, что ему плохо с ней, с Лизой. Ее муж встретил и полюбил другую женщину и с ней проводит теперь все вечера! А Лиза ему мешает.

...Надо найти в себе силы и поговорить начистоту! Дать ему, наконец, свободу.

Но стоило Лизе представить их последний разговор, как она мгновенно почувствовала: он не состоится. Даже разговор. А тем более она не представляет для себя другой жизни – жизни без Саши. Она не сумеет отпустить его на свободу!

Как это объяснить? Эгоизмом? Любовью? Боязнью одиночества? А может, просто Лиза из числа женщин, которые не могут существовать без семьи?

Но семью на худой конец можно попробовать создать с Брэдом Питтом. Лиза опять забыла, как его зовут по-настоящему. Ах да, Олег! Невзрачное имя... Хотя в имени Саша тоже ничего особенного. И вообще имя ни при чем...

До чего странно, причудливо складывается ее судьба! Как в мировом историческом процессе: серьезные события обречены на неизбежное фарсовое повторение. После первого развода – брак с Сашей, брак по взаимной сумасшедшей любви. А если она теперь разведется с ним и выйдет замуж за Олега Руднева, что же это получится, как не фарс? Ведь даже об их единственном свидании Лиза не может вспомнить без краски стыда.

Дурочка! Да разве это способ – клин клином? Нет, это в сказках или в плохом кино героини влюбляются в первых встречных и оказываются в выигрыше. А в жизни за такие поступки остается только краснеть.

Их единственное свидание – это же километры сплошных неловкостей! Чего стоит одна закомплексованность Руднева, в самые неподходящие моменты оборачивающаяся чрезмерной откровенностью! Про мадам из Белгорода ему уж точно не следовало ей говорить... Боясь обидеть Руднева, выдав свое недоумение, Лиза в конце концов нашла «отличный» выход – напилась в том погребке.

Пьяному море по колено! Под бренди с дурацким названием кальвадос (смесь кваса и кальсон!) Руднев начал восприниматься ею по-другому. И его объяснения в любви стало слушать приятно. И кокетничать с ним. И целоваться на фоне идиллического пейзажа. Сначала с опаской. Как это – целоваться с посторонним мужчиной? Потом с нарастающей страстью, с безоглядной жадностью. Будь что будет! Еще! Еще! И если бы из ресторана он пригласил ее к себе, она не отказалась бы. С восторгом поехала бы, повалилась в его объятия и до утра слушала его признания...

Утром наступило похмелье. Тошнило, болела голова, мучил, обжигал, душил стыд. За себя и за этого закомплексованного. Перед глазами все время неотвязно вставала одна и та же картина. Полутемный салон автомобиля. Лиза, глупо смеясь, кладет голову на колени Руднева. Он порывисто наклоняется над ней... его ласки уже нельзя назвать платоническими, она стонет в его объятиях, обнимает за шею, притягивает к себе...

– Это как наркотик! – не сдержавшись, объяснила Лиза Садовниковой. – Его похвалы оказались хуже кальвадоса. Более сильнодействующими.

– Это нормальная человеческая и женская потребность! Тебе просто не хватает обожания. А этот Брэд Питт, судя по всему, не так уж и глуп. Сумел же взять правильную ноту! Он тебя согреет... Ты от своей депрессии отойдешь!

– Но если у нас с ним так пойдет дальше, – Лиза почти защищалась от Садовниковой, – если так дальше пойдет... то я изменю мужу с этим дурачком... А я совсем этого не хочу!

– А ты попробуй с Олегом... – вела свою линию Садовникова. – Хороший секс еще лучше хороших слов! Не останавливайся на полдороге.

Именно Светкин цинизм окончательно отвратил Лизу от Руднева. Нежные слова Олега и даже хороший секс с ним – не те лекарства, которые спасут ее от депрессии. Не надо себя обманывать, не надо морочить голову доброму и наивному, слегка заплутавшему по жизни человеку.

В тот же день Лиза объяснилась с Рудневым. Не приходите! Не звоните! Не приглашайте! Ничего этого не надо! Вы должны устраивать свою жизнь, а у меня семья, взрослая дочь и скоро уже появятся внуки!

Самое странное, что Руднев почти не спорил с ней, но и не отставал. Караулил ее у ворот клиники, звонил, посылал букеты через охрану. Несколько раз она выставляла его из кабинета, в последний раз пригрозив серьезным скандалом.

– Вы не здоровы! – Не сдержавшись, Лиза хлопнула дверью кабинета.

Уходя с работы, она предупредила администратора и охранника: Олега Руднева в фитнесцентр не пропускать, помочь ему здесь бессильны, он только от работы зря отрывает людей. Но вечером Руднев позвонил ей домой по городскому телефону – что само по себе было верхом наглости – и заявил, что все равно изыщет способ видеться с ней.

– Это ваше право, – устало ответила Лиза. – Но вы же понимаете, что я этого не хочу!

– Хотите, – упорствовал Руднев. – Вам только предрассудки мешают.

А если взять и выйти за него замуж? – думала теперь Лиза. Ну да, это как раз и будет тот самый фарс. Чудак с внешностью американского киноактера на семь лет моложе ее. Игра, фальшивая, глупая игра! Игра без всякого вдохновения. Зачем? Назло Аретову?

Ей вдруг захотелось рассказать Саше, как она устала. От депрессии, от его молчания, от хитроумных и назойливых ухаживаний Руднева. Пускай он и разлюбил ее, но неужели она не вправе рассчитывать на простое человеческое участие?! Лиза уже протянула руку к мужу, но быстро отдернула ее. Она ничего ему не скажет!

Затем тихонько встала и закрыла дверь на балкон.

Глава 20

Это была первая маленькая победа. Вечером Александр Васильевич не поехал в Перепелкино. Сразу после работы отправился домой.

По дороге, уже при въезде в Бутово, он остановился и выкинул в кювет свою игровую одежду.

В машине после этого словно очистился воздух. Александру Васильевичу стало легче.

Однако уже в гараже, когда оставалось только запереть машину, щелкнув брелком сигнализации, Александра Васильевича бешено потянуло к Тане – в последний раз!.. А по пути надо будет захватить свою одежду, пока она окончательно там не пропылилась...

– Нет... Не бывать врагу в столице... – неуверенно произнес Александр Васильевич и нашел в себе силы щелкнуть по брелку.

Машина прощально мигнула ему сразу всеми указателями поворотов, и он двинулся домой.

«Зачем мне все это нужно?! – убеждал себя Александр Васильевич. – У меня есть свой дом, законная, любящая жена. А главное – верная! И я иду к ней. Только с ней мне будет по-настоящему хорошо и спокойно». Последнюю фразу он произнес трижды – как заклинание.

Но Александр Васильевич продолжал чувствовать недостаток игровой остроты, ставшей уже привычной. И у него началась ломка. Как человек неглупый, он знал, что она начнется, но не предполагал, что так быстро. Настырно замелькала мысль: «А завтра я все же съезжу в Перепелкино». И Александр Васильевич с нею вроде согласился.

Дверь он открыл своим ключом. Переступил порог родной мирной хаты... И заорал!..

Но орал он не просто так. В собственном доме Александр Васильевич увидел дикую и неимоверно подлую картину...