Кэролайн Хаддад - Отмщение

Одель глянула на поднос — Грэйс так и не притронулась ни к закуске, ни к кофе.

— Позванивай нам. Надо было предложить тебе молока, а то кофе опасно для беременных, — сокрушенно сказала Одель.

— Для беременных все опасно, — отмахнулась Грэйс. — Гален показывал мне список нежелательных продуктов. Рехнуться можно! Если верить врачам, то в течение девяти месяцев мне вообще ничего нельзя есть и пить. Наши прабабки не забивали себе головы всей этой глупостью.

— Ты до сих пор не собираешься выходить замуж за этого Галена? — спросил Си.

— Похоже, мне все-таки придется пойти на это, — грустно сказала Грэйс. — Если у меня будет мальчик, мне не хотелось бы, чтобы его называли ублюдком. Хотя, как мне порою кажется, этого звания достойны все мужчины без исключения. Разве не так? — Она улыбнулась, послала им воздушный поцелуй и снова отправилась в путь.

Грэйс не любила Лос-Анджелеса, и не только из-за его переполненного аэропорта и перегруженных автострад — в конце концов, это беда всех больших городов. Дело было в другом — с этим городом и его окрестностями у Грэйс были связаны не очень приятные воспоминания. Когда по ее первой новелле «Можно тебе помочь?» собрались снять телефильм из нескольких серий, руководство фильма предложило ей работу в качестве консультанта сценариста. Как любезно выразился продюсер, без Грэйс они не смогут сохранить в фильме всю прелесть ее превосходной книги. Конечно, это был всего лишь пустой комплимент, беспардонная лесть, но Грэйс поняла это не сразу. В самом деле, если бы создатели фильма хотели сохранить атмосферу ее книги, тогда они не перенесли бы действие из Чикаго в Лос-Анджелес.

— Но в моей книге магазин, в котором работает главная героиня, находится в Чикаго, — попыталась поначалу возражать Грэйс.

— В Лос-Анджелесе нам легче проводить съемки, — популярно объяснил ей продюсер. — Кроме того, какая зрителям, в сущности, разница?

Разумеется, ее работа в качестве советника на съемках никого не интересовала, и Грэйс попросту бездельничала. Чтобы хоть чем-то заняться, она впитывала в себя не только горячее калифорнийское солнце, но и атмосферу калифорнийской жизни. Кто знает, думала в те времена Грэйс, может быть, когда-нибудь действие одной из ее будущих книг будет развертываться в Калифорнии? К счастью, до этого пока еще не дошло.

Конечно, Грэйс не успела проникнуть в самые глубины души Южной Калифорнии, но одно она все же сумела понять — Томми так хорошо прижился в этих краях потому, что здесь все только и делают, что до бесконечности толкуют о чувствах, отношениях, оттенках эмоций и так далее и тому подобное, короче говоря, все здесь делают как раз то, что так хорошо наловчился делать знаменитый Болтун Томми. Иными словами, Томми выплескивал «плодоносный» поток из своей головки в жаждущее такого потока чрево (в этом случае — без всяких ассоциаций с сексом).

И вот Грэйс снова на западном побережье, но на этот раз у нее другая задача — спасти от тюрьмы великомученицу Труди. По крайней мере, надо хотя бы помочь в этом деле Леону Коэну.

Но прежде чем отдать ему ценный блокнот Томми, Грэйс должна поговорить с Киттен Фэрлей и попытаться выяснить у нее, кто такой НУТ.

Кинозвезды Киттен, как всегда, дома не оказалось и Грэйс снова пришлось с трудом объясняться с испаноязычной служанкой. Сообщив, что ей «сильно-сильно надо говорить с Киттен», Грэйс оказалась перед «труднейшим» выбором — немного вздремнуть в номере или пойти позагорать и поплавать в бассейне. С высоты пятнадцатого этажа Грэйс взглянула через окно на бассейн возле гостиницы. Там под солнцем сверкали красивые молодые тела. Нет, туда Грэйс не пойдет — лучше отдохнуть с дорога.

Разбудил ее телефонный звонок. Она бросила взгляд на часы — ничего себе! Проспала целых два часа! Может быть, это из-за беременности? А как было во время первой беременности? Нет, уже не вспомнить — прошло слишком много лет.

Это звонила Киттен.

— Нам надо срочно встретиться, — объявила Грэйс кинозвезде. — По телефону я не могу сказать большего.

— Я пришлю за тобой машину, — согласилась Киттен. — Я только что вернулась со съемок. Пока ты приедешь, я как раз успею принять душ и переодеться.

Приятно все-таки, когда за тобой присылают машину, особенно в таком городе, где дороги забиты транспортом, как артерии атеросклеротика холестерином, — не надо пробиваться сквозь эти заторы самой. Вскоре автомобиль выехал за город, транспортный поток уменьшился, а глазам предстали сельские пейзажи, о которых у Грэйс сохранились смутные воспоминания с того дня, когда она была здесь на похоронах Томми. Дорога пошла вверх среди холмов, а внизу об утесы величественно разбивались волны.

Служанка Розалита произнесла что-то по-испански, видимо какое-то приветствие, и проводила Грэйс в гостиную. Обстановка в этой просторной комнате осталась прежней, такой, какой ее запомнила Грэйс. Окна выходили на Тихий океан, который в этот день был синим и действительно тихим. Какая роскошь! Труди и в самом деле сошла с ума — как она могла отказаться от этого шикарного дома? Да еще в таком живописном месте! Одного этого факта достаточно, чтобы любой судья признал Труди невменяемой.

— Впечатляюще, не правда ли? — Это Киттен неслышно прошла в гостиную и, конечно, заметила, каким взглядом обалдевшая Грэйс смотрит в окно на великолепие местной природы.

Грэйс оторвалась от окна и перевела взгляд на не менее великолепное зрелище — одна из лучших кинозвезд Америки вырядилась потрясающе. Нет, просто убийственно! Белый облегающий костюм типа комбинезона, изящно отделанный золотом в тон ее холеным, пышным… нет, не волосам, это не то слово… в тон ее золотистой ауре, ее сияющему ореолу.

— Да, неплохо, — сдержанно ответила Грэйс, теряясь в догадках, что Киттен имела в виду — вид за окном или собственное облачение. Рядом с ней Грэйс почувствовала себя уродиной. Господи, до чего же завидно!

— Иногда я так же стою у окна и размышляю, что когда-нибудь произойдет землетрясение и вся эта красота погибнет вместе со мной. А порой, — Киттен подошла к окну, — когда у меня случаются неприятности в личной жизни, я созерцаю бесконечную даль океана и начинаю осознавать, насколько ничтожны мужчины.

— Это верно, — охотно согласилась Грэйс, — по крайней мере, большинство из них.

— Готова поклясться, что исключение составляет твой маленький очаровательный Гален. — И Киттен негромко рассмеялась тем мелодичным смехом, от которого мужчины сходят с ума.

— Тебе и в самом деле понравился Гален? Он от тебя в восторге.

— Надеюсь, ты не очень обиделась на меня за это. Видишь ли, мне очень трудно заставить себя казаться непривлекательной для мужчин.

— А мне очень трудно делать обратное.

— Знаю, — понимающе кивнула Киттен. — Это оттого, что ты слишком много думаешь. Чтобы выглядеть привлекательной, надо уметь чувствовать. Ты вся напряжена, я замечаю это всякий раз, когда встречаюсь с тобой. Ты всегда насторожена, подозрительна, ждешь какого-нибудь подвоха. Знаешь, что тебе нужно? Просто научиться радоваться жизни, быть счастливой от пустяков. Это можно сравнить с оргазмом. Если ты напряжена и подозрительна, тогда ты ни за что не испытаешь оргазма, а если ты окунаешься в стихию чувств, если с радостью воспринимаешь реальность, тогда ты наслаждаешься жизнью, и счастье вспыхивает оргазмом. Оргазм спадает, но приходит снова и снова. Именно такое отношение к жизни я пытаюсь показывать в своих ролях.

Не успела напряженная Грэйс иронично похвалить Киттен за правильное понимание жизни, как Розалита вкатила в гостиную тележку с охлажденной бутылкой белого вина и разнообразными закусками. Взглянув на яства, Грэйс поняла, что зверски проголодалась, — последний раз она ела, вернее, пыталась есть отвратительную еду в самолете.

— Извини, если я сейчас обожрусь как свинья, — сказала Грэйс, предвкушая пиршество.

— Пожалуйста, — вдохновила Киттен. — Закуска у меня восхитительная, но низкокалорийная. Зато вино без подвохов, с настоящими градусами.

— Ты следишь за своим весом?

— Да, приходится, к сожалению.

Дамы сели на диван перед тележкой с яствами. Киттен разлила вино по бокалам.

— За что будем пить? — спросила Киттен. — За успех?

— Успех у нас уже есть. Может быть, за эмансипацию?

Киттен пожала плечами. Дамы чокнулись бокалами и начали медленно пить вино, смакуя приятный холод одного из первых божественных даров человечеству. Молча, под шум прибоя, закусывали низкокалорийным сыром. Когда голод был немного утолен, Киттен заговорила:

— Итак, по какому вопросу тебе «сильно-сильно надо» поговорить со мной? — улыбнулась она.

Грэйс вытерла льняной салфеткой руки, вынула из сумочки блокнот Томми и театральным жестом (надеясь, что Киттен оценит ее актерские способности по достоинству) протянула его кинозвезде. Киттен сосредоточенно принялась за изучение записей бывшего мужа.

Честно говоря, Грэйс на все сто процентов была убеждена, что умными бывают только брюнетки (сама такая), а блондинки все поголовно тупы, и единственное, что у этих дур есть, так это одна лишь женственность. Но блондинка Киттен, к великому изумлению, оказалась вовсе не дура. Немного полистав страницы, она довольно быстро расшифровала каракули Томми.

— Похоже, он следил за мной, — сказала Киттен. — У него было не все в порядке в сексуальном плане. Ты, наверное, знаешь об этом.

— Я была очень молодой и неопытной, когда встретилась с ним, — призналась Грэйс.

— Может быть, тогда он еще не был импотентом.

Значит, Томми стал импотентом! Надо будет обязательно рассказать это Одель, решила Грэйс.

— Может быть, это я его сделала импотентом? — предположила Киттен. — Он очень сильно ревновал меня.

— Как ты думаешь, что означает КФДТЕ?

— Это я и Давид. А буква Е… Надеюсь, сама догадываешься.

— Я думаю, это еб…

— Но на самом деле мы с Давидом не каждый вечер делали это. Мы тогда были слишком заняты разучиванием ролей. Но Томми, конечно, видел в Давиде угрозу. Давид ведь намного моложе его и привлекательнее. У Давида очень мужественная внешность. Понимаешь, так же как за мной закрепился образ секс-бомбы, к Давиду прилип имидж жеребца, но он пытается доказать в том спектакле на Бродвее, что может успешно играть и другие роли.

— Мне кажется, это ему удалось.

— Ты имеешь в виду отзывы некоторых критиков? — улыбнулась Киттен. — Они обозвали его голубым. Бедный Давид! Он был вне себя от горя.

— Пришлось погоревать и тому критику, с которым Давид разобрался. Надеюсь, Давида не посадят в тюрьму.

— Я буду присутствовать на заседании суда, чтобы морально поддержать Давида. Надеюсь, что судья не будет к нему слишком строгим.

— А если судьей окажется женщина?

— М-м-м… — Киттен задумалась, не нашла ответа и уткнулась в блокнот. — Я думаю, что ОХ означает Одель Хэмптон, а ТШ — Труди Шурфут. Этот дневник не спасет Труди.

— Но там есть и другие инициалы.

Так дамы провели два часа, пытаясь разгадать, что означают другие инициалы. Расшифровать удалось почти все, но инициалы НУТ так и остались загадкой. Киттен поняла, что именно это больше всего волнует Грэйс.

— Почему? Ведь НУТ не упоминается в последнюю неделю его жизни, — резонно возразила Киттен.

— Зато до этого эти инициалы мелькают в блокноте чаще других. Это наводит на подозрения. Кто бы это мог быть?

— Не знаю, — пожала плечами Киттен.

— Томми работал над новой книгой. Он говорил тебе, о чем она?

— Нет.

— Он писал о диетах.

— Томми? — И Киттен разразилась музыкальным смехом.

— Он собирался разводиться с тобой. Может быть, он хотел жениться на другой?

Киттен в задумчивости склонилась вперед, при этом ее соски чуть не вывалились из разреза. Грэйс вспомнила о Галене — как бы он реагировал на это зрелище?

— Когда я выходила замуж за Томми, — начала вслух размышлять Киттен, — он был уже знаменит, а моя карьера только еще начиналась. Томми помог мне приобрести популярность. Но перед свадьбой мы с ним подписали брачный контракт, по которому я ничего не теряла, но и не получала ничего в случае развода. Конечно, мне было неприятно, когда в день его похорон газетчики раструбили, что мы с Томми собирались разводиться. Это бросало на меня тень подозрения. Но, поверь мне, наш брак состоялся не столько по любви, сколько по расчету. Теперь я понимаю, что расчет был с обеих сторон. Я вышла за Томми замуж, потому что он был для меня почта богом, а Томми женился на мне, чтобы выглядеть рядом со мной более похожим на мужчину.

— Знаешь, Киттен, что меня беспокоит? Томми не записал в своем блокноте инициалов КФДТЕ в последний день своей жизни, хотя ты утверждаешь, что он знал, что ты пошла с Давидом на премьеру фильма.