— Странно. Труди всегда была такой тихой, никогда никому не мешала.

— Мисс Мэндлин, может быть, Труди и в самом деле была когда-то тихой, когда накачивалась наркотиками, но теперь она их не принимает. Теперь вместо наркотиков она увлечена Иисусом Христом, и никому от нее нет спасения. Несколько раз, когда я была очень занята своими административными делами, Труди подходила ко мне, хватала меня за руку, которой я писала, и назойливо спрашивала: «Ты веришь, что Иисус Христос — наш Господь и Спаситель?» Ответьте мне, мисс Мэндлин, пожалуйста, какое ей дело до того, верю ли я в Бога? Она так ко всем пристает, и к медперсоналу, и к пациентам. Когда в общей комнате пациенты пытаются играть в карты, Труди вслух читает Библию. На занятиях по изобразительному искусству она всем лепит распятия, причем изображает Христа страшно искалеченным. Поверьте мне, это зрелище не для слабонервных, тем более не для наших пациентов. Один из них по пьянке выехал на тротуар и задавил двух прохожих. Представляете, каково ему смотреть после этого на изуродованные тела? Раньше я ничуть не сочувствовала этому человеку, но когда Труди всучила ему свое чудовищное распятие, он буквально полез на стенку. Пришлось надеть на него смирительную рубашку. Короче говоря, мисс Мэндлин, сделайте нам одолжение, заставьте ее заткнуться!

Грэйс слушала и все более удивлялась. Что случилось с тихой овечкой Труди? Наконец все формальности были соблюдены, и охранник пропустил женщин в ворота. Грэйс осмотрелась — все точно так же, как на остальной территории института, только вокруг высокий забор с колючей проволокой наверху. Коттеджи глинобитные, как дома в туристской деревне. Кэти проинформировала, что Труди живет в коттедже, на котором написано «Айдахо».

— Мы даем нашим домикам названия штатов, это наиболее нейтральные названия, — пояснила Кэти. — В каждом коттедже четыре комнаты, в которых двери можно запирать на замок. Но мы пациентов обычно не запираем, потому что они знают, что если сбегут, то их обязательно найдут и засадят в сумасшедший дом. И скажите ей еще одну вещь — у нашего персонала нет времени готовить те блюда, которые она требует. Мы обеспечиваем пациентов полноценным и достаточно калорийным питанием, этого достаточно.

Они вошли внутрь коттеджа с названием «Айдахо», а в голове у Грэйс возникла мысль — что же такого особенного из еды требует Труди? Вино и вафли? Тем временем Кэти постучала во вторую дверь по левую сторону.

— Труди! — крикнула Кэти. — К тебе пришли.

Дверь открылась, на пороге возникла Труди Шурфут. Грэйс ее еле узнала — лицо постарело и исхудало, волосы укорочены и завязаны в узелок. Вот, значит, какой теперь стала Труди, избавившаяся от наркотиков, заново рожденная.

— Грэйс! — вскрикнула Труди и бросилась крепко обнимать подругу.

Кэти вошла за ними в комнату.

— Сейчас я оставлю вас наедине, — сообщила Кэти и показала гостье красную кнопку у двери. — А это внутренняя связь. В случае чего просто нажмите, и мы будем здесь незамедлительно.

Она улыбнулась и удалилась, закрыв за собой дверь.

— Это не внутренняя связь, — зашептала Труди, — это «паническая» кнопка, на тот случай, если я вздумаю напасть на тебя. — И Труди жизнерадостно расхохоталась.

— Ты стала выглядеть… — Грэйс покачала головой, раздумывая, как бы помягче выразиться, чтобы не обидеть Труди.

— Блаженной, — закончила за нее Труди. — Я стала похожа на ангела. Грэйс, я заново родилась. Я нашла путь истинный, путь правды и света. Одель, наверное, уже говорила тебе об этом.

— Одель очень жалеет о той истории в ее доме. Она не знала, что это ты пришла к ней в гости, ее ввел в заблуждение ее сын.

— Ой, Грэйс, это все чепуха, — махнула рукой Труди. — Любой мог в такой ситуации ошибиться. В наше время люди забывают Бога, принимают верующих за сумасшедших. Если бы все человечество поняло, что приближение к Богу дает несравненно больше радости, чем многократный оргазм, тогда все были бы счастливы.

— Ты испытывала многократный оргазм? Я старше тебя, но я ни разу…

— Это совсем просто, Грэйс. Надо просто расслабиться и получать оргазм один за другим. Впрочем, я давно уже не испытывала оргазма. Я так переполнена светлой любовью Господа, что у меня нет времени думать о мужчинах или заниматься мастурбацией. Как хорошо, что ты навестила меня. — Труди взяла ее за руку. — Ты должна рассказать мне все-все, что произошло за последнее время!

— Труди, я делаю все возможное, чтобы спасти тебя от тюрьмы.

— Грэйс, — Труди разочарованно отпустила ее руку, — напрасно ты это делаешь.

— Почему напрасно? Неужели ты… ты убила Томми?

— Мы все виноваты в его смерти. Так же, как мы все виноваты в распятии Христа.

— Труди, Томми не был Христом, между ними нет ничего общего.

— И все же, и все же, Грэйс… Если бы мы все вели себя лучше, Томми не погиб бы. Если бы мы все были добрыми, мудрыми, если бы мы помогали друг другу, тогда Томми до сих пор был бы жив. Разве не для того он пришел в этот мир, чтобы мы в нем, как в зеркале, увидели свое отражение? И даже его смерть не открыла нам глаза на истину. Нет, Грэйс, не надо спасать меня, я с честью приму муки. Я хочу лишь одного — выдержать испытания столь же смиренно, как пострадал ради нас Христос.

— Труди, тебя никто не собирается распинать на кресте. Послушай, я хочу добиться от тебя одного. Скажи мне, ты убивала Томми? Понимаешь вопрос? Ты, сама, лично, ночью в его доме сталкивала его с обрыва?

— Этого я не могу вспомнить.

— Так я и думала, — с облегчением сказала Грэйс.

Потом она проинформировала Труди о своих гигантских усилиях по ее спасению, хотя спасаемая этим нисколько не интересовалась. Мученичество — это, конечно, неплохо, мудро заметила Грэйс, но есть кое-что и получше. Вспомним, как Христос завешал своим апостолам отправиться по всему свету, чтобы нести в массы Святое Благовествование. В тюрьме народа, пожалуй, маловато будет, а на улицах людей гораздо больше, на них надо пролить свет истинного учения, вот почему Труди не должна стремиться к тюрьме, а должна стремиться к свободе, к более широкому доступу к людям.

Такое доходчивое объяснение заставило Труди серьезно задуматься.

— Кроме того, — продолжала ее убеждать Грэйс, — если тебя посадят в тюрьму, то что тогда будет с Фондом Исправления Человечества? Разве можно распоряжаться Фондом, сидя в тюрьме? Нет, конечно, нельзя. А ведь деньги из этого Фонда так нужны бедным больным и страждущим, сиротам и вдовам.

Труди задумалась еще серьезнее.

Грэйс вдохновилась своими ораторскими успехами и решила перейти к более трудной задаче. Столь же простым и доходчивым языком она напомнила задумчивой Труди о том, что ближних надо любить, нельзя им надоедать слишком сильно, а здесь, в клинике, сидят люди нервные, поэтому нельзя приставать к ним со своими проповедями.

— Как ты не понимаешь, — возразила на это Труди, — я всего лишь забочусь об их душах.

— Труди, всему свое время. Эти люди обратятся к свету истинной веры, как только придет время. Вспомни, как это случилось с тобой. Как только жизнь подготовила тебя для принятия веры, Господь сразу же осветил тебе путь.

— Ты такая умная, Грэйс, да благословит тебя Бог. — Труди положила ей на макушку руку. — Я поняла, что тебя мне послал сам Господь. Кстати, я не рассказывала тебе о Доне Харрингтоне?

И Труди принялась подробно рассказывать о чудесном сотруднике Ривер-Рэйндж-Клиники, так вовремя положившем ей на кровать Библию.

— Мы с Доном можем обратить в веру весь мир, — с энтузиазмом закончила свой трогательный рассказ Труди.

— Да, но только тогда, когда ты выйдешь из клиники.

— Верно. Как ты думаешь, долго еще меня здесь будут держать?

— Недолго, надеюсь, — с уверенностью обнадежила ее Грэйс, хотя на самом деле была уверена в обратном. — А теперь скажи мне еще одну вещь: какие у тебя претензии по поводу еды? Я смотрела ваше меню, оно показалось мне вполне приличным. Они плохо готовят?

— Нет! Что ты! Просто я боюсь, что с такой едой я проживу недолго и не успею обратить в веру многих людей. С тех пор как я перестала принимать наркотики, я поняла, что уже немолода. Как много времени зря потеряно! Душа моя, конечно, бессмертна, но мое тело еще нужно здесь, на Земле, оно должно послужить во славу Господа. А что они тут готовят?

— Ты стала вегетарианкой?

— Грэйс, я всегда была вегетарианкой. Ты же должна знать! Но вегетарианство бывает разным. Знаешь, я тут недавно видела по кабельному телевидению женщину, которая очень хорошо все объяснила. Она рассказывала, что лучше есть длинные овощи, чем короткие или круглые. Это, кажется, называется теорией элон…

— Труди! — вскрикнула Грэйс и впилась ногтями ей в руку.

— Ой!

— Теория чего?!

— Элонгации. Длинные фрукты и овощи по-научному называются элонгированными. — Труди поднесла руку ко рту и начала зализывать раны от когтей Грэйс. — Честно, Грэйс!

— Как называется эта программа?! Какой канал?!

— Не помню. На кабельном телевидении, наверно, тысячи каналов. Я и не знала раньше об этом, пока не попала сюда. Грэйс, тебе тоже надо послушать ту женщину, она очень умная.

— Труди, попробуй вспомнить! — взмолилась Грэйс. — Какой канал? Ну пожалуйста.

— М-м-м.

— Когда ты это смотрела?

— Когда? Точно не помню, но не очень давно.

— Как зовут эту женщину?

— Тоже не помню. Она такая небольшая, с каштановыми волосами. Помнится, я подумала, что она почему-то не удлинила себя, а говорит об удлиненной еде. Но, знаешь, если ты хочешь узнать о ее диетах, купи ее книгу. Она, кажется, то ли издана, то ли скоро будет издана в издательстве «Браун Райс пресс».

Грэйс вскочила, нажала на красную кнопку и крикнула в микрофон:

— Мне надо идти!

Не прошло и минуты, как в комнату ворвались два охранника.

— Грэйс, — воскликнула Труди, — но мы еще так мало поговорили!

— Собирай чемодан, Труди, скоро ты выйдешь отсюда! — И Грэйс в сопровождении охранника пошла к воротам.

Глава 43

НУТ

Ту женщину звали Натали Урсула Трент. С ней произошло приблизительно то, что и предполагала Грэйс. Однажды Натали пришла на семинар Томми Паттерсона, а после семинара подошла к нему и высказала свою идею о новом способе достижения долголетия.

— Томми так загорелся этой идеей, — сквозь слезы рассказывала она на допросе в полиции. — Он сказал мне, что все это весьма интересно и нам следует вместе поработать над общей книгой. Объединив его связи, его известность и мою интересную теорию, уверял он, можно сделать такую книгу, которая разойдется миллионными тиражами. Мы принялись за работу, каждый написал свою часть, а потом мы встретились для заключительной работы над рукописью. Только тогда я поняла, какую сделала глупость. Мы встретились с Томми в его доме, и, когда он распечатал на принтере нашу рукопись, я увидела, что на титульном листе стоит только его имя. Я потребовала объяснений. Томми сказал, что мое имя будет упомянуто в книге — он выразит мне благодарность. Кроме того, я, как консультант, получу часть гонорара. Мол, самую главную часть книги написал он, Томми Паттерсон. Но это же ложь… Я долго спорила с ним, ведь он собирался украсть у меня труд всей моей жизни. Томми использовал меня и выбросил, как выжатый лимон. Я не могла допустить этого, и чем больше я размышляла над этим, тем сильнее приходила в бешенство. Для начала я позвонила ему и сказала, что обращусь к адвокату, а Томми в ответ рассмеялся, мол, на него много раз подавали в суд разные сумасшедшие, которые пытались доказать, будто Томми присвоил себе их работу, но все эти домогательства были безуспешны. Это окончательно убило меня, потому что я знала, что с нашими законами Томми действительно может уйти от ответственности. Мне надо было искать какой-то другой способ. В конце концов я решила проникнуть в его дом и выкрасть дискеты и распечатки рукописи. Томми не смог бы обвинить меня в воровстве, потому что все мои друзья, все мои знакомые знали о разработанных мною диетах, я легко могла доказать, что сама написала рукопись.

Однажды я прочитала в газете, — продолжала Натали, — что Киттен Фэрлей вечером будет присутствовать на премьере фильма. Я думала, что вместе с ней пойдет и Томми, ведь в прессе на фотографиях Томми и Киттен всегда изображаются вместе. Я взяла небольшой лом и пошла к дому Паттерсона. Света в окнах не было, поэтому я, ничего не подозревая, разбила ломиком входную стеклянную дверь. Там поблизости нет других домов, и я не боялась, что соседи могут услышать шум. Но, к несчастью, во внутреннем дворе дома оказался Томми. Вначале я не знала этого, он не сразу дал о себе знать. Может быть, услышав звук разбившейся двери, он боялся входить в дом, потому что думал, что забрался вор. Но я ведь не воровка, я пришла забрать свое, а не чужое!.. Я обыскивала его рабочий кабинет, пыталась найти дискеты и распечатки. Ни разу в жизни я не занималась подобным, и мне стало страшно. Мне захотелось как можно быстрее бежать оттуда, мне начало казаться, что кто-то есть около дома, слышались какие-то звуки. Может быть, Томми увидел меня через окно, не знаю. Я знаю только, что внезапно зажегся свет, и в кабинете оказался Томми. Я пришла в ужас… Мы сильно ругались, орали друг на друга. Он попытался вызвать полицию, но я вырвала у него телефонную трубку. Схватила ломик. От волнения я не соображала, что делала, даже не сознавала вначале, что у меня в руках лом. Но Томми крикнул: «Брось эту штуку!» Вот тогда я и заметила у себя в руках ломик и пошла с ним на Томми. Я не собиралась убивать его! Я хотела забрать свое! Поверьте мне!