– Пожалуйста, святой отец, не надо…

Священник посмотрел на ее лицо. Она знала, что он видит: круги под глазами, бледность, дрожание губ, поскольку она отчаянно боролась со слезами.

– Святой отец, – тихо сказала она, – мои братья в смерти Каллума обвиняют Эрика Кинкейда. И ничто не может их переубедить. Но если я выйду замуж за Джека, он и вся его родня станет частью нашей общей семьи. Мои братья будут вынуждены смириться. – Ее решительный взгляд встретился со взглядом священника. – Я не могу больше терять братьев. – Чувствовалось, что в ней нарастает гнев.

Тем временем раскаты грома усилились, ясный день превращался в пасмурный и мрачный. Хэмиш кивнул, как бы соглашаясь с невысказанной мыслью. Лицо отца Маккенни побледнело.

Молчание священника затягивалось, и Фиона могла видеть, что он был близок к тому, чтобы согласиться. Его нужно было лишь слегка подтолкнуть.

– Кроме того, святой отец, если я принесу эту жертву и выйду замуж с целью положить конец вражде, это может снять проклятие.

Отец Маккенни шумно сглотнул и выдернул из ее рук свою руку.

– Тсс, девочка! Я не хочу говорить о проклятии в этом святом месте.

Объяснялось все тем, что он в него верил. Согласно старинным преданиям, некая Белая Ведьма, которой пришлись не по душе нрав и своеволие прапрабабушки Фионы, заявила, что отныне каждый член семейства Маклейнов будет оказывать определенное влияние на нечто столь же буйное, как и они сами, – на погоду.

Похоже, кто-то из Маклейнов потерял над собой контроль, потому что молнии уже поджигали соломенные крыши домов в деревне, а земля загудела. Град стал безжалостно крушить листья деревьев и кустарников. Потоки воды побежали по низинам, губя все на своем пути.

Увидев, что над стоящим на холме замком Маклейнов собираются тучи, люди в страхе попрятались в своих жилищах.

Фиона закрыла глаза. Это были ее люди. Ее. Подобно тому, как Каллум был ее братом. Она не может подвести их. Если она не вмешается, то гнев и ярость ее братьев сокрушат все вокруг.

Снять проклятие можно было, только совершив поступок, от которого последует большая польза людям. Пока что ни одно Поколение в этом не преуспело. Возможно, зачтется жертвоприношение Фионы.

Девушка посмотрела на священника из-под опущенных ресниц:

– Проклятие время от времени дает о себе знать, отец.

Священник покачал головой:

– Я сочувствую твоей семье, девочка, но это сумасбродная затея…

Фиона в отчаянии прижала руки к животу. «Это моя последняя надежда», – подумала она и сказала:

– Святой отец, у меня нет выбора. Кинкейд должен на мне жениться.

Глаза у отца Маккенни округлились.

– Святые небеса, ты имеешь в виду… ты хочешь сказать…

– Да, у меня будет ребенок.

Священник выхватил из кармана платочек и промокнул бровь.

– О Господи! Это меняет дело. Я не потерплю, чтобы в моем приходе появился незаконнорожденный.

Фиона обняла священника за шею:

– Ах, спасибо, святой отец! Я знала, что могу положиться на вас.

Он также обнял ее и, вздохнув, сказал:

– Ты могла бы найти другого, если бы я не помог тебе.

– Я не хочу другого священника, который меня обвенчает, отец. – Конечно, Фиона всегда считала, что в один прекрасный день встретит красивого мужчину, который влюбится в нее и у них состоится торжественное бракосочетание в этой церкви в окружении многочисленных гостей и членов ее семейства. Теперь ничего подобного не будет. От этой мысли Фиона загрустила, но тут же решительно отбросила печальные мысли.

– Отец Маккенни, это справедливое дело. Оно станет добрым началом для всех нас.

Священник снова вздохнул, затем повернулся к Хэмишу:

– По крайней мере поставь этого парня на ноги. Еще ни один мужчина не женился, лежа на полу.

– Спасибо, отец, – проговорила Фиона. – Вам не придется сожалеть об этом.

– Да уж, сожалеть скорее всего придется не мне, девочка.

Фионе оставалось лишь надеяться, чтобы священник ошибался.

Хэмиш ткнул лежащего мужчину огромным ботинком.

– Может быть, окунуть его голову в воду? – Он перевел взгляд на большую чашу.

Отец Маккенни встрепенулся.

– Это святая вода!

– Не думаю, что Господь будет против. К тому же это день его свадьбы, и…

– Нет! – твердо возразил отец Маккенни и поджал губы. – Возможно, глоток спиртного расшевелит этого человека.

Хэмиш насупился.

– Хэмиш, – упрекнула его Фиона. – Мы должны жертвовать всем.

– Вы просите слишком многого, – проворчал Хэмиш. Однако сунул руку в карман и извлек оттуда фляжку. Он с явной неохотой открыл ее, приподнял голову Кинкейда и влил ему в рот немного жидкости.

Кинкейд что-то забормотал, однако фляжку не оттолкнул. Явно еще не приходя в сознание, он схватил фляжку рукой и вылил солидную дозу в рот.

– Проклятие! – Хэмиш вырвал из рук Кинкейда фляжку. – Ты выпил почти половину моего запаса! – Сцапав Кинкейда за воротник, он приподнял его, приготовившись пустить в ход кулак.

– Спасибо тебе, Хэмиш, – поспешила поблагодарить его Фиона, становясь рядом с Кинкейдом.

Кинкейд озадаченно моргал, озираясь вокруг.

– Это что… церковь? Даже в дурном сне мне не могло такое привидеться.

Фиона взяла его под руку, пытаясь удержать его в вертикальном положении. Джек привалился к ней, обдав запахом сандалового дерева и мускуса. Ей мгновенно припомнились горячие руки и вожделение другого…

Над промокшим садом снова прозвучали раскаты грома.

Отец Маккенни, похоже, с трудом сглотнул. Хэмиш сурово посмотрел на Фиону.

Фиона покраснела, затем, откашлявшись, сказала:

– Кинкейд, ты действительно в церкви. Ты собираешься жениться на мне.

– Жениться? – Он перевел на нее взгляд, и Фиону поразила яркая голубизна его глаз. Ей показалось, что она тонет в этом взгляде, погружаясь в озеро горячей воды.

Легкая улыбка коснулась его губ.

– Фиона Маклейн, – протянул он голосом завзятого соблазнителя.

К своему ужасу, Фиона ощутила исходящее от него тепло, которое нарастало с такой быстротой, что она почувствовала удушье. Раскаты грома сделались громче, и от порывов разогретого ветра заколыхались, запрыгали головки цветов, а трава словно покрылась рябью.

Фиона сжала кулаки, заставляя себя успокоиться. Она не должна потерять над собой контроль. Джек Кинкейд оказывал подобное воздействие на любую женщину.

Постепенно она успокоилась.

– Кинкейд, приготовься, – бодро произнесла она. – Мы должны закончить с этим сегодня.

Джек скользнул взглядом по ее лицу, глазам, губам. Затем наклонился к ней, и она ощутила его теплое дыхание и запах виски.

– Скажи мне, любовь, если я женюсь на тебе в этом сне, смогу ли я проторить путь в твою постель?

Фиона едва не задохнулась и шепотом ответила:

– Да, добро пожаловать ко мне в постель. Мы женимся по-настоящему, хотя и не любим друг друга.

– Говори за себя.

Она подняла глаза, встретившись с его взглядом, и сердце у нее замерло.

– Что… ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что ты мне отнюдь не безразлична. Я воспламеняюсь при мысли о том, что могу прикоснуться к тебе, что…

– Это не любовь. – Почему она подумала, что он может иметь в виду что-то другое? Если ее общение с Джеком чему-то ее и научило, то именно тому, что он не способен на настоящую любовь. – Мы обсудим это позже, а сейчас мы должны заключить брак.

Его взгляд снова скользнул по ее лицу, остановился на губах. Медленная обольстительная улыбка тронула его губы.

– Я женюсь на тебе, Фиона Маклейн, и затащу тебя в постель, как это и положено. Во сне все возможно.

Фиона яростно зашептала:

– Джек, это серьезно. Если мы поженимся, то сможем положить конец вражде.

– Вражде? – непонимающе уточнил он.

– Вражде, существующей между нашими семьями.

– Ах ты говоришь об этой вражде. Мне следовало бы самому из-за этого беспокоиться, если бы я не умер и не увидел этот сон. – Джек протянул руку и обнял ее за плечо. – Черт побери! Делайте что хотите, отец, – сказал он вальяжным тоном, – ведь это всего лишь сон.

Отец Маккенни поймал взгляд Фионы.

– Ты уверена, девочка? – в очередной раз спросил он. Снаружи ветер слегка ослабел, зато в воздухе появился ощутимый запах дождя и цветущей сирени.

Фиона сделала глубокий вдох. Через несколько минут она станет замужней женщиной. Выйдет замуж за мужчину, который вскоре протрезвеет и придет в ярость от того, что его заставили совершить. За мужчину, который когда-то давно предал ее. За мужчину, который предаст ее снова, если она позволит ему это сделать.

Фиона расправила плечи.

– Да, святой отец, – твердым голосом проговорила она. – Я готова.

Глава 2

Давным-давно, еще до того, как появилась Англия, а может, даже и Шотландия, в этой долине жили семь кланов. Времена были благодатные, и все старались жить мирно. Все, кроме Маклейнов. Ох и гордые это были люди и отличались очень уж буйным нравом. Это было еще до того, как короли провели границы на земле и назвали эти места странами…

Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью

Джек медленно пробуждался, и ему казалось, что голова его покоится на пуховой подушке. Он медленно повернул голову и нахмурился. Под головой у него действительно лежала пуховая подушка, закрытая свежей льняной материей. Он осторожно расправил руки и обнаружил, что он к тому же лежит на столь же мягком пуховом матраце.

Какая странная смерть!

Джек попытался приоткрыть глаза пошире, стараясь сфокусировать взгляд в этом, до боли ярко освещенном мире. При каждом движении его голову пронизывала острая боль. Черт побери, что произошло? Он помнил, как ехал по лесу. Упал с лошади. Гром, затем ощущение студеного, хлещущего дождя…

Дождь… И запах сирени… Фиона.

Боже милостивый, этого не может быть! Дождь и сирень?

Джек нахмурился, пытаясь вспомнить что-нибудь еще. Он смутно припомнил образ Фионы и ее громадного слуги Хэмиша, стоящего над ним под дождем.

За этим последовали другие образы. Фиона, Хэмиш и… отец Маккенни? В церкви? Джек явственно ощутил обжигающий вкус виски, припомнил темно-зеленые глаза Фионы. Глаза, которые, как он полагал, он уже сумел забыть.

Очевидно, не забыл.

Джек перекатился на бок, затем сел, жмурясь от яркого солнечного света, проникавшего между шторами. Какой странный, волнующий сон… Возможно, теперь он поймет, что пить надо умеренно.

Джек спустил ноги с кровати, коснулся ногами холодного пола. Черт побери, такое впечатление, что эту таверну построили на корабле, поскольку комнату изрядно покачивало. Он осторожно встал, крепко ухватившись за столбики кровати.

Так где он, черт побери, находится? Комната обставлена мебелью двадцатилетней давности, за которой, впрочем, тщательно ухаживали. Здесь находились большой дубовый гардероб и стол с мраморной столешницей, на котором стояли чаша и графин, а также аккуратно сложенное полотенце. Рядом со столом стоял прочный, хотя и потертый зачехленный стул. Нос Джека защекотал запах лимона и воска. Пол и деревянные панели были чистыми и блестящими даже в приглушенном освещении.

Никакая таверна не отличалась подобной чистотой. Так где он в таком случае находился? Джек прислонился к столбику кровати, прижался лбом к плотной голубой бархатной драпировке, при этом его взгляд упал на колени. Брюки, в которые он был одет, ему не принадлежали. Он посмотрел на рубашку и также обнаружил, что она с чужого плеча. У него никогда не было рубашки с такими дурацкими кружевами на рукавах. Единственной знакомой вещью в этой комнате были его ботинки, вычищенные до блеска и стоявшие в углу. Но почему? Почему он находился здесь в чьей-то чужой одежде?

Послышались шаги, затем латунная ручка повернулась, и дверь открылась. Яркий свет снаружи очертил силуэт женщины невысокого роста, с аппетитными округлыми формами.

Джек мгновенно узнал ее. Узнал по запаху сирени, наполнившему комнату. По округлости щеки, на которую падал свет. По грациозности, с которой она придерживала дверь. По тому, как заныли при виде ее его чресла.

Стало быть, это не сон.

– Фиона Маклейн, – хрипло проговорил он. – Что все это означает?

Она закрыла дверь и прошла в комнату. Луч солнца, попавший в комнату через оконное стекло, играл на ее волосах.

Джек стиснул зубы. Прошло пятнадцать лет после их последней встречи. Ее зеленые глаза потемнели, ресницы отбрасывали на них таинственные тени. Солнечные лучи золотили ее каштанового цвета волосы и высвечивали тонкое лицо. Джек полагал, что забыл ее, но данный момент доказывал обратное: он помнил все.

Ее губы были полными и чувственными, маленький носик усыпан веснушками. Ее фигура округлилась по сравнению с прежним временем – теперь это была не юная девушка, а зрелая женщина.