Однако же Фиона изменилась. У нее появились властность и решительность, которых Джек не замечал раньше. По какой-то причине он почувствовал себя более неловко, чем в присутствии Хэмиша.

Тем не менее Фиона Маклейн заварила всю эту кашу. Джек не заслуживал того, чтобы его наказывали за грехи его семьи, которую он, мягко говоря, не слишком любил. Проклятие, он никак этого не заслуживал!

– Фиона, я никогда не примирюсь с этой женитьбой!

Фиона изо всех сил пыталась сохранить самообладание. Она и раньше понимала, что Джек будет взбешен, но она не ожидала такого яростного сопротивления. У нее до сих пор болели плечи в тех местах, где он ее сжимал своими пальцами; ей было не по себе от его взгляда.

– Джек, ты должен смириться.

– Почему?

Она положила руку себе на живот.

– Потому что я всем рассказала, что забеременела от тебя.

Джек отступил на шаг.

– Что ты сделала?

– Я послала сообщение обеим нашим семьям, что беременна и поэтому мы должны пожениться.

Джек растерянно молчал.

– Только по этой причине отец Маккенни согласился нас обвенчать. Он посчитал, что я понесла твоего ребенка.

– Проклятая сука!

Фиона поморщилась. Вероятно, она заслужила это.

– Кинкейд, я не стала бы тебя втягивать в это дело, если бы могла найти другой выход. Эта вражда…

– Эта вражда представляет собой всего лишь перебранку из-за границ и домашнего скота.

– Нет, теперь все обстоит иначе. Каллум умер. Если что-то не предпринять, никто из нас не будет знать покоя до конца жизни. Мы будем заняты уходом за могилами, вместо того чтобы наслаждаться жизнью.

Лицо Джека помрачнело. Он повернулся и устремил на нее взгляд холодных голубых глаз.

– Ты в самом деле веришь, что твои братья объявят моей семье войну?

Фиона вспомнила выражение лиц братьев на похоронах Каллума, ненависть и ярость.

– Да, – чуть слышно проговорила она. – Они сумеют отомстить, а твои родственники ответят. Ты же знаешь, как это делается.

Он кивнул:

– Да, знаю. – Джек провел рукой по волосам, поморщился, когда прикоснулся к больному месту над ухом. – И тогда все начнется. – Он подошел к окну. – А мой отец знает обо всем этом? О том, что твои братья клянутся отомстить?

– Я написала ему и все рассказала.

Джек повернулся, при этом его лицо осталось в тени.

– А ты сообщила ему, что намерена взять меня в плен? И заставить жениться на тебе?

Фиона закусила губу.

– Нет, об этом не сообщила.

– Ну разумеется!

Фиона вздохнула, ощутив слабость в коленях. Неделя была такой долгой, наполненной печалью и эмоциями.

– Я сказала своим братьям то же самое: что у меня будет ребенок и что ты – его отец.

Джек сложил руки на груди и оперся плечом о столбик кровати.

– И кто же отец ребенка, Фиона? Я должен это знать, на тот случай, если ублюдок появится, чтобы заявить свои права.

Щеки у Фионы зарумянились.

– Нет никакого ребенка. То есть пока что нет. Я не спала ни с кем с того времени, как ты и я… – Она закусила губу. Проклятие, не может быть, чтобы она хотела ему это сказать!

Выражение его лица сделалось непроницаемым.

– Я не верю тебе.

– Это не имеет значения, веришь ты или нет. Гораздо большее значение имеет тот факт, что… – Фиона шагнула навстречу ему. – Джек, ты был прав, когда сказал, что женитьба сама по себе не положит конец вражде.

Джек нахмурился и в упор посмотрел на нее своими голубыми глазами.

– И что же тогда?

О Господи, он вынуждал ее произнести это!

– Чтобы положить конец вражде раз и навсегда, мы должны зачать ребенка. И поскорее.

Глава 3

Самое худшее в Маклейнах – это то, что если они думают, что они правы, то обычно так оно и есть. Это самая раздражающая особенность, и я испытываю жалость к парням и девушкам, которые вступают в брак с этими гордецами.

Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью

На лице Джека отразилось недоверие, вызванное шоком.

– Ты с ума сошла, если думаешь, что я соглашусь на это!

Она поспешила сделать еще шаг вперед, и ее юбки коснулись его колен.

– У нас нет выбора.

Джек устремил на нее суровый взгляд своих голубых глаз, вокруг его рта обозначились глубокие складки.

– Говори за себя. У меня много вариантов.

– Нет, у тебя их нет! Наши семьи на грани катастрофы. – Внезапно Фиона почувствовала неимоверную усталость.

«Кажется, я проиграю!»

Это уж было чересчур. Смерть Каллума, ярость ее братьев и их безумные планы, похищение Джека, нежелание отца Маккенни, поспешная женитьба, ярость Джека… Все эти неприятности последней недели одна за другой валились на ее плечи.

Слезы наполнили ее глаза. Фиона сжала кулаки, подавила рыдания и вонзила ногти в нежную плоть своих ладоней, надеясь таким образом заставить слезы отступить.

Однако рыдания прорвались. Она сглотнула, пытаясь их пресечь, но лишь икнула, ей не удавалось взять себя в руки. Неделя напряжения и подавления эмоций дала о себе знать, и они вырвались наружу, сметая, словно волны, все на своем пути.

Фиона закрыла лицо руками и, будучи более не в силах сдерживаться, дала волю слезам. Она рыдала, потому что ей было очень жалко Каллума. Он был ее другом и человеком, с которым она делилась своими мыслями и горестями, и он понимал ее лучше, чем кто-либо другой в семье. И вот теперь его не стало.

Рыдания сотрясали ее тело, забирая силы, а слезы просачивались сквозь пальцы. Печаль, гнев, боль – все сосредоточилось в ней сейчас и захлестывало ее волна за волной. Теплая рука легла ей на запястья и бесцеремонно притянула к широкой груди.

– Перестань, – шепотом приказал Джек, и его щека коснулась ее волос. – Я ненавижу, когда женщины плачут.

Фиона зарыдала еще сильнее. Она не хотела делать этого у него на глазах, но не могла остановить потока слез. Она, пытаясь смягчить ярость своих братьев, удержать от необдуманных действий и тем самым не погубить всех, не позволяла себе печалиться о Каллуме. Сейчас она представила себе будущее, которое показалось ей без него тоскливым, холодным и одиноким.

Рыдания становились все надрывнее, и Фиона подумала, что у нее может не выдержать сердце.

– Фиона, – сказал Джек низким, грудным голосом. – Ты не должна… Проклятие! – Он погрузил пальцы в ее волосы и прижал ее лицо к своей груди. – Успокойся, девочка.

Она спрятала лицо у него на груди и дала волю слезам. Она не была кисейной барышней, которая прячется от реальности; она всегда переживала потери. Но на сей раз потеря была слишком тяжелой.

«Каллум, как я тоскую по тебе!»

– Перестань, девочка, – сказал Джек, и его голос отдался эхом в ее ухе. – Мы справимся с этим.

«Мы»? Сердце Фионы вздрогнуло, у нее блеснул слабенький луч надежды, что она не останется одинокой, что, возможно, Джек найдет выход из запутанной ситуации.

Рыдания ее ослабли, однако Фиона не сдвинулась с места. Она черпала силу в объятиях Джека, в тепле его тела. Ее боль стала ослабевать. Наконец рыдания утихли и на смену им пришла икота.

Джек потерся подбородком о ее волосы и хрипло сказал:

– В самом деле я страшно не люблю, когда женщины плачут.

– И я… и я тоже, – глотая слезы, прошептала Фиона. Джек вздохнул, и завитки волос на ее висках от этого шевельнулись.

– Мне очень жаль Каллума.

Нежность, прозвучавшая в голосе Джека, вызвала у Фионы новый приступ слез. Ну и вид у нее был: красные глаза, мокрые щеки, к тому же эта отвратительная икота. Внезапно осознав все это, она попыталась высвободиться из объятий Джека.

– Мне нужно достать носовой платок.

Объятия Джека стали еще крепче, он стал успокоительно поглаживать ей спину.

– Я бы дал тебе свой, но кто-то его утащил.

Фиона хмыкнула.

– Я заставила Хэмиша сменить твою одежду. Ты был насквозь мокрый, и я не хотела, чтобы ты подхватил лихорадку.

– Ты так заботлива. Не многие мужчины, которых похитили и раздели, могут похвалиться тем, что за ними так хорошо ухаживали.

Она улыбнулась, уткнувшись носом в его влажную рубашку, голова ее продолжала покоиться на мускулистой груди. Постепенно ее прерывистое дыхание приходило в норму, наступало какое-то интимное молчание.

Равномерный стук его сердца, а также запах крахмала, исходивший от его рубашки, как-то успокоили ее. Грудь его вздымалась и опадала под ее щекой, это ее согревало с головы до ног, и Фиона удовлетворенно вздохнула.

Джек нагнулся и поцеловал ее в лоб.

Фиона замерла. Поцелуй был целомудренный, почти невинный и удивительно интимный.

– Ты прошла через ад, так ведь, любовь?

Он назвал ее «любовью». Не «моей любовью», а просто «любовью». Интересно, скольких женщин он так называл и у скольких из них сердца начинали биться так, как у нее?

Хотя она рыдала, уткнувшись в его рубашку и млея в его объятиях, правда заключалась в том, что Джек Кинкейд обращался таким образом со многими женщинами, которые также плакали в его объятиях. Джек не выносил вида плачущих женщин.

Фиона отступила от Джека в холод комнаты, взяла с рукомойника полотенце.

Она промокнула глаза, затем вспыхнула от смущения.

– Я не хотела мочить тебе рубашку.

Он посмотрел на небольшое мокрое пятно на груди, легкая улыбка смягчила суровую линию у его рта.

– Я не знаю, чья это рубашка.

– Это рубашка Дугала.

– Дугала? На манжетах кружева. Твой брат никогда не носил кружева.

Фиона слегка хмыкнула.

– Теперь Дугал – денди. Ты не поверишь, какой он стал модник.

Джек с минуту смотрел на нее, глаза у него были темные и непроницаемые. Протянув руку, он намотал завиток ее волос на палец.

– Да, неприятная история.

– Я знаю, – сказала она, желая, чтобы он в это мгновение исчез. Волосы ее были растрепаны, нос покраснел от рыданий. – Вся эта неделя была сплошным кошмаром.

– Наверно. – Джек поджал губы, продолжая разглядывать Фиону. – Только отчаяние могло вынудить тебя на подобное безрассудство.

Фиона встрепенулась.

– Я ни о чем другом не думала всю эту неделю.

– Но есть ведь другой способ, – настойчиво сказал Джек. – Почему ты не рассказала кому-нибудь о планах твоих братьев? Человеку, который мог бы их остановить?

– Кому? Джек, мои братья способны любого стереть в порошок просто потому, что они потеряли самообладание. Кто осмелится посмотреть им в лицо?

– Один из моих братьев, судя по всему, не побоялся, – мрачно произнес Джек.

Фиона напряглась, в ее глазах появился опасный блеск.

Джек, увидев это, поморщился:

– Я не хотел быть грубым. Просто хотя некоторые и верят в то, что члены вашей семьи способны вызывать дождь…

– И молнию. И град. Не притворяйся, что ты не веришь в проклятие.

Джек пожал плечами, стараясь не встречаться с ней взглядом.

– Не имеет значения, что я думаю. Важно то, каким образом погасить пожар, чтобы мы могли вернуться к нормальной жизни. Когда ты обнаружила, что твои братья замышляют недоброе, ты должна была кому-то сказать об этом.

– Вот как? И кто же сможет удержать их? Может быть, твой отец? Человек, который заявил, что убьет любого Маклейна, появившегося на его территории?

Джек нахмурился:

– Он так сказал?

– Твой отец не любит сдерживаться. Кроме того, если бы я рассказала ему о планах братьев, они бы просто придумали что-нибудь другое и сделали бы все для того, чтобы я об этом больше не узнала.

Джек потер шею.

– Ты пыталась отговорить их?

– Разумеется!

– Ты сказала о возможных последствиях и…

– Кинкейд, я продумала все варианты. Нет никакого другого выхода.

Джек с минуту пристально смотрел на нее.

Фиона слегка ссутулила плечи. Возможно, он найдет выход, которого она не смогла отыскать. Возможно, он отыщет тропку, которую она прозевала…

– Проклятие! – Джек повернулся, подошел к кровати и оперся о постельный столбик. – Ну и дела! – Он провел рукой по волосам, поморщившись, когда коснулся пальцами ссадины. – Твои братья такие же горячие головы, если не хуже.

– Мои братья имеют основания для гнева, – вскинулась Фиона.

– Недостаточные для того, чтобы замышлять убийство.

– Джек, я не оправдываю их, но ты не знаешь, что мы пережили.

– Фиона, не надо…

– Это тебе не надо! – Она сжала кулаки, ярость придала ей энергию, которую она было утратила. Снаружи на солнце набежала тень, внезапный порыв ветра с грохотом рванул ставни. – Каллум умер, его кости гниют под шестью футами земли. Мы все в гневе, абсолютно все в гневе! – Она ткнула пальцем себя в грудь. – Знаешь, как мне все это не по душе? Мне тошно видеть тебя в подобной ситуации! Мне тошно лгать моей семье и отцу Маккенни! Тошно, что я вынуждена выйти замуж за самого гадкого мужчину на земле!