Все четверо мужчин как раз говорили о том, что было бы неплохо найти какую-нибудь милую девчонку, чтобы согреть постель, когда Риган налетела на Трэвиса. Она была хорошенькая, молодая и чистенькая, несмотря на то что ему пришлось смыть с нее немало грязи. Интересно, почему это она совсем одна бегает по ночным улицам в разорванной сорочке? Возможно, ее выгнали из дома, где она работала, или она попробовала сама заняться проституцией, но работа на улицах ее испугала?

Поев, Трэвис встал и потянулся. Какие бы ни были проблемы у этой девчонки, на сегодняшнюю ночь она принадлежит ему. А завтра он, возможно, снова отпустит ее на улицу.

Он принялся медленно раздеваться, потому что его руки не слушались, расстегивая пуговицы. То, как девушка прильнула к нему, возбудило его. Интересно, где она научилась этой уловке? Ни одна проститутка, услугами которой он пользовался, не применяла подобных приемов.

Раздевшись донага, он скользнул под одеяло и придвинул девушку к себе. Тело ее было вялым и безвольным, но как только он запустил руки ей под рубаху, она начала просыпаться.

Риган почувствовала теплые мужские руки на своем теле, и это показалось ей продолжением беспокойного сна. Ее еще никто никогда не ласкал. Даже когда она была ребенком и ей хотелось, чтобы кто-нибудь приласкал ее, этого никто не делал. В памяти промелькнуло то, что произошло недавно, и ей захотелось прижаться к кому-нибудь, чтобы облегчить страдания.

Находясь в полудреме, она почувствовала, как с нее снимают рубаху. Когда ее грудь прикоснулась к заросшей волосами твердой груди, она шумно втянула воздух от удовольствия. Он поцеловал ее щеку, глаза, волосы и, наконец, принялся за губы. Она еще никогда не целовалась с мужчиной, однако сразу же поняла, что ей это очень нравится. Его губы, одновременно и твердые, и нежные, осторожно раскрыли ее губы, смакуя их прелесть.

Когда он придвинул ее ближе к себе, ее руки обвились вокруг его шеи и она, пораженная его размерами, сама прижалась к нему, желая прикоснуться ко всему его телу.

Почувствовав, что движения Трэвиса ускоряются, она удивленно раскрыла глаза. Она быстро приходила в себя и начала вырываться из его объятий. Однако Трэвис был так могуч, что даже не заметил ее слабых попыток оттолкнуть его. Его сознание было слегка замутнено выпитым виски, а нетерпеливая реакция девушки лишь воспламенила его.

Риган оттолкнула его сильнее, но Трэвис лишь еще крепче прижал ее к себе, не давая возможности протестовать. Она начала понимать, что делает то, чего не следовало бы делать, но, несмотря на это, долго сопротивляться не могла и стала отвечать на его ласки, выгибаясь ему навстречу и желая получить от него сама пока не ведая что.

Поддерживая ее голову за затылок, Трэвис провел большим пальцем за ухом и игриво укусил ее за мочку уха.

— Какая прелесть, — прошептал он, — словно фиалка.

Почувствовав, как Трэвис закинул на нее бедро, Риган улыбнулась и томно склонила набок голову, открыв ему доступ к своему плечу. Когда Трэвис обласкал ее ключицу, она почувствовала, что готова растаять от удовольствия. Запустив руки в его густую шевелюру, она пригнула к себе его голову, не желая отпускать. Когда его рука впервые прикоснулась к ее груди, она замерла от удивления. Потом притянула к себе его голову и нетерпеливо, страстно, жадно поцеловала его.

Когда он лег на нее, она прежде всего подумала о том, что его тело оказалось очень легким для такого крупного мужчины, как он. Почувствовав боль, она широко распахнула глаза и изо всех сил оттолкнула его.

Но Трэвис уже не слышал ее. Он так сильно хотел эту страстную, эту сладкую девчонку, что был уже не в состоянии услышать ее протесты.

Даже находясь под воздействием алкоголя, он сразу же понял, что это такое, когда наткнулся на упругую преграду внутри. Здравый смысл, сохранившийся где-то на задворках сознания, говорил ему, что он совершает ошибку, но остановиться он уже не мог. Он рывком вторгся в нее, хотя его первоначальная прыть сильно поубавилась.

Закончив свое дело, он продолжал лежать на ней, чувствуя, как ее миниатюрное стройное тело начало содрогаться от рыданий. Ее горячие слезы, смешавшись с его потом, намочили его шею.

Скатившись с нее, он не взглянул в ее сторону. В окно уже заглядывали первые лучи солнца, и Трэвис никогда еще не чувствовал себя таким трезвым. Натянув на себя штаны и сапоги, он надел рубаху, не потрудившись даже застегнуть ее, и повернулся к Риган. Из-под одеяла была видна только ее макушка.

Он как можно осторожнее опустился на краешек кровати рядом с ней.

— Кто ты такая? — тихо спросил он. В ответ она замотала головой и громко всхлипнула. Глубоко вздохнув, он вытащил ее из-под одеяла и посадил, старательно прикрыв простыней голые груди.

— Не прикасайся ко мне, — прошипела она. — Ты сделал мне больно!

Поморщившись, Трэвис нахмурил брови.

— Я знаю это. И сожалею, но… — Он заговорил громче: — Пропади все пропадом! Откуда мне было знать, что ты девственница? Я думал, что ты…

Он замолчал, заметив невинность в ее глазах. Как могло ему прийти в голову, что она проститутка? Может быть, во всем виноваты грязь, или скудное освещение в комнате, или, что вернее всего, выпитое виски, но сегодня он отчетливо видел то, что должен был заметить с самого начала. Даже сейчас, когда она сидела голая в его постели, со спутанными волосами, рассыпавшимися по плечам, нельзя было не заметить ее аристократичность и утонченность, которые только англичане знатного происхождения способны сохранить в критической ситуации. Когда до него стало доходить, что он, видимо, затащил в свою постель невинную дочь какого-нибудь лорда, он начал понимать серьезность содеянного.

— Не думаю, что я мог бы извиниться за то, что произошло, но я, возможно, смог бы по крайней мере объясниться с твоим отцом. Я уверен, что он… — Трэвис замялся. Неужели он хотел сказать «поймет»?

— Мой отец умер, — сказала Риган.

— В таком случае я доставлю тебя к твоему опекуну.

— Нет! — воскликнула Риган. Разве могла она теперь вернуться к дядюшке с этим большим американцем, который признается ему, чем они занимались вместе? — Если бы ты достал мне какую-нибудь одежду, я бы ушла. Тебе не надо беспокоиться и отвозить меня домой.

Трэвис помолчал, обдумывая ее слова.

— Скажи, почему ты бегала среди ночи в районе доков? Насколько я понимаю, такой ребенок, как ты… — он улыбнулся, заметив, что она бросила на него сердитый взгляд, — прошу прощения, такая юная леди, как ты, наверное, никогда раньше даже не видела доков.

Риган вскинула подбородок.

— Тебя не касается, что я видела и чего не видела. Я лишь прошу тебя найти для меня какое-нибудь платье, что-нибудь самое простое, что окажется тебе по карману, и я сразу же уйду.

Трэвис снова улыбнулся:

— Думаю, что я могу себе позволить купить для тебя платье. Но я не брошу тебя на растерзание этой своре животных. Ты понимаешь, что произошло бы с тобой прошлой ночью?

Прищурив глаза, она искоса взглянула на него.

— Разве могло бы случиться со мной что-нибудь худшее, чем то, что уже случилось из-за тебя? — Она закрыла лицо руками. — Кто теперь захочет меня? Ты меня обесчестил.

Присев рядом с ней, Трэвис отвел от лица ее руки.

— Тебя захочет любой мужчина, милая. Ты самая восхитительная… — Он решительно оборвал свое высказывание.

Риган не была уверена, но догадывалась, что он имеет в виду.

— Какой ты вульгарный, колонист! Именно такой неотесанный, как я слышала. Ты хватаешь леди на улицах и тащишь их в свою комнату, где проделываешь с ними ужасные вещи.

— Минуточку! Насколько я помню, прошлой ночью ты сама налетела на меня, выскочив из темноты, а когда я попытался помочь тебе встать, ты практически прыгнула в мои объятия. Насколько я понимаю, леди так не делают. А что касается прошлой ночи, то ты явно не думала, будто я делаю что-то ужасное, потому что вцепилась мне в волосы и поглаживала ступнями мои ноги.

Услышав его слова, Риган в ужасе раскрыла рот и хлопала глазами.

— Послушай, я не хотел пугать тебя, но надо, чтобы ты поняла, как все произошло. Если бы я знал, что ты девственница, а не уличная девка, я бы не прикоснулся к тебе. Но мы не в силах изменить то, что случилось. Я к тебе прикоснулся и теперь несу за тебя ответственность.

— Ты… не несешь за меня никакой ответственности. Я уверена, что могу сама позаботиться о себе.

— Как прошлой ночью? — спросил он, приподняв одну бровь. — Хорошо еще, что ты налетела на меня. Трудно даже предположить, что могло бы произойти с тобой, если бы ты нарвалась на кого-нибудь другого.

Риган довольно долго молчала.

— Есть ли пределы твоей заносчивости? В том, что я встретила тебя, нет ничего хорошего, и я теперь точно знаю, что мне было бы лучше остаться на улице, чем сидеть взаперти с таким, как вы, сумасшедшим совратителем женщин, сэр!

Трэвис улыбнулся обворожительной улыбкой, от которой в уголках глаз снова образовались морщинки. Запустив руку в густые темные волосы, он сказал:

— Силы небесные! Кажется, меня отругала английская леди! — Его взгляд скользнул по ее обнаженным плечам. Он улыбнулся. — Знаешь, а ты мне нравишься.

— Зато ты мне не нравишься, — сказала Риган, возмущенная тем, что он не желает ее понять. — Я даже знать тебя не знаю!

— Позволь представиться. Меня зовут Трэвис Стэнфорд. Я из Виргинии. Очень рад с тобой познакомиться. — Он протянул ей руку.

Сложив руки на груди, Риган посмотрела в сторону. Может быть, если она будет игнорировать его и грубить, он позволит ей уйти.

— Ладно, — сказал Трэвис, вставая. — Пусть будет по-твоему, но хочу заранее предупредить тебя, что не отпущу тебя в район ливерпульских доков одну. Или ты говоришь мне, где живешь и кто твой опекун, или будешь сидеть взаперти в этой комнате.

— Ты не можешь так поступить! Не имеешь права!

Выражение его лица стало серьезным.

— Прошлой ночью я заслужил это право. Мы, американцы, серьезно относимся к своим обязанностям, а ты прошлой ночью стала моей подзащитной — по крайней мере до тех пор, пока я не узнаю, кто твой настоящий опекун. — Закончив одеваться, он стал наблюдать за ней в зеркало, пытаясь догадаться, почему она отказывается говорить, кто она такая. Надев сюртук, он наклонился к ней. — Я пытаюсь сделать так, как будет лучше для тебя, — тихо сказал он.

— Кто дал тебе право решать, что будет лучше для людей, которых ты даже не знаешь?

— Ты начинаешь говорить совсем как мой младший брат, — усмехнулся в ответ Трэвис. — Как насчет поцелуя, прежде чем я уйду? Если я найду твоего опекуна, то это, возможно, наша последняя минутка наедине.

— Надеюсь никогда больше тебя не увидеть! — сердито выпалила Риган. — Надеюсь, ты упадешь в море и тебя никогда не отыщут. Надеюсь…

Прервав ее разглагольствования, он поднял ее с кровати, подхватив ее одной рукой под ягодицы, а другой вытаскивая разъединявшую их простыню. Обласкав рукой ее нежные бедра, он прикоснулся губами к ее губам. Он очень осторожно поцеловал ее, стараясь не испугать и не показаться слишком грубым.

Сначала Риган отталкивала его, но ощущение его рук на теле и его силы, когда он прижал ее к себе, невероятно возбудило ее. Интересно, как мог такой огромный, неотесанный человек быть таким нежным?

Она обняла его за шею и запустила руки в его шевелюру.

Трэвис первым отстранился от нее.

— Я начинаю надеяться, что не найду твоего опекуна. Тебя, черт возьми, удивительно приятно обнимать.

Она замахнулась на него, но он лишь рассмеялся и, схватив ее за руку, перецеловал одну за другой каждую костяшку пальцев.

— Я всего лишь высказал свое пожелание. А теперь оставайся здесь и будь хорошей девочкой, а я, когда вернусь, привезу тебе красивое платьице.

Швырнув в закрывшуюся за ним дверь подушку, Риган услышала, как он рассмеялся. Звук ключа, повернувшегося в замочной скважине, показался ей звуком оков, замкнувшихся на ее щиколотках.

Стало так тихо, что даже уши заложило. Риган обвела комнату невидящим взглядом. На мгновение ей показалось, что она находится дома, в своей голубой спальне и что вот-вот войдет Мэтта и принесет ей чашку шоколада. Но за последние несколько часов весь ее привычный мир словно перевернулся. Она своими ушами слышала, как мужчина, которого она любила, сказал, что не хочет жениться на ней, а ее единственный родственник признался, что ему абсолютно безразлична ее судьба. Но что еще хуже, она стала падшей женщиной и теперь ее держит в плену какой-то дикий американец. Пленница. Сама того не понимая, она была пленницей всю свою жизнь. Ее, словно птицу, держали в клетке, не выпуская за пределы сада и пришедшего в упадок дома.