— К сожалению, это зависит не только от меня, — тяжело вздохнула Лейя, — давая понять, что разговор о разводе ей крайне неприятен.

Позже, когда дети вышли, она позвонила Ралфу и сказала, что какое-то время не сможет с ним встречаться.

— Почему? — спросил он.

— Потому что я потребовала у Бруну развода.

— На каких условиях? — заволновался Ралф.

— На таких, как мы с тобой оговорили. Я хочу получить половину всего состояния.

— А он? Что ответил он? — нетерпеливо спросил Ралф.

— Велел подавать заявление в суд, — печально молвила Лейя. — Поэтому я и решила временно воздержаться от встреч с тобой. А тут еще дети устроили мне обструкцию. Боюсь, они догадываются о наших свиданиях.

— Ну что ж, мне будет очень не хватать тебя! — елейным голосом произнес Ралф. — Ты хотя бы звони.

— Да, конечно, — пообещала Лейя. — Мне тоже будет плохо без тебя.

Положив трубку, Ралф обернулся к своей подружке Марите, которая лежала рядом с ним в постели и смотрела на него угрожающе.

— Не надо делать такое страшное лицо, — нежно улыбнулся он. — Это была жена Мясного Короля.

— Когда-нибудь я ее убью! — пригрозила Марита.

— Ты сделаешь непростительную глупость: потеряешь половину состояния, принадлежащего ныне Мясному Королю, — пояснил ей Ральф.

— А чем ты можешь гарантировать, что не обманешь меня, как эту дурочку? — спросила Марита.

— Ничем! — простодушно развел руками Ралф. — Но ты же чувствуешь, что тебя я люблю искренне, а из нее только выкачиваешь денежки?

— Я могу лишь подтвердить, что с меня ты не берешь денег. И то, наверное, только потому, что у меня их нет, — уже вполне миролюбиво произнесла Марита.

— Ну вот видишь, — ухватился за эту мысль Ралф, — стал бы я с тобой общаться, если б не любил!

Разговор с матерью не убедил Маркуса и Лию в том, что у нее нет любовника. И они прямо спросили об этом отца, когда тот вернулся из поместья Арагвайя. Бруну их вопрос немало озадачил.

— А почему вы об этом спрашиваете? У вас есть какие-то подозрения не сей счет?

— Нет. Просто мы ищем возможную причину вашего развода.

— Это была инициатива матери. Наверное, она устала от меня за долгие годы, — пояснил, как мог Бруну. — И если быть честным, то я не уверен, стоит ли нам и дальше сохранять семью.

Он прошел к себе в кабинет, а Лия и Маркус, обсудив услышанное, решили, что не все потеряно и родители могут помириться.

Бруну же впервые задумался о том, что ему следовало бы достоверно знать, имеется ли у его жены любовник.

— Ну что, ты еще не передумала разводиться со мной? — спросил он Лейю перед ужином.

— Нет. А ты не передумал поделить все по-хорошему, без вмешательства суда?

— Я похож на идиота? — был ей ответ.

— Это мы выясним, когда ты будешь защищаться в суде! — парировала Лейя.

«Пожалуй, мне все-таки придется нанять частного детектива, чтобы он подловил ее с любовником», — решил про себя Бруну.

Затем, желая отвлечься от неприятных семейных проблем, позвонил своему адвокату и спросил, сложно ли будет обеспечить документами Луану.

— Кто такая Луана? — подступила к мужу Лейя, слышавшая его разговор с доктором Жоэлом.

— Одна несчастная девушка, которой я хочу помочь, — ответил Бруну.

— С каких это пор у тебя появилось время заниматься попечительством сирот? — съязвила Лейя.

— Эта девушка работает в моем поместье в Арагваей.

— Отчего же ты не привез ее прямо сюда?

— Пока в этом не было нужды, — в тон ей ответил Бруну. — К тому же мне сейчас некогда будет заниматься ее воспитанием, так как я вынужден судиться с тобой.

«Что ж, ты сам дал мне козырь в руки, — подумала Лейя. — И я не упущу возможности им воспользоваться».

Вооружившись этой идеей, она позвала к себе детей и сообщила им с печалью в голосе:

— Вы искали не там, подозревая меня в супружеской неверности. Вам надо было спросить у вашего отца, кто такая Луана.

— Говори яснее, мама, — попросил Маркус.

— Я сама не знаю всех подробностей. Мне известно лишь то, что эта девица живет на ферме в Арагвайе и у нее нет даже свидетельства о рождении. Так что ваш отец связался с какой-то проходимкой. Сначала он выхлопочет для нее документы, а потом привезет ее в наш дом.

— Дикость какая-то! — заключила Лия. — Откуда ты все это знаешь?

— Он сам мне сказал! — сообщила Лейя, с удовольствием наблюдая за реакцией детей. — Так что все недостающие ответы вы можете получить у своего папаши.

Обескураженные Лия и Маркус последовали ее совету и задали отцу нелицеприятный вопрос:

— Скажи, кто такая Луана? Ты разводишься с матерью из-за нее?

— Нет, — твердо произнес Бруну.

Маркуса, однако, такой вопрос не убедил, и он проявил настойчивость:

— Мы с Лией хотели бы ее видеть. Это возможно?

— Что ж, если вам так хочется… — вынужден был согласиться Бруну. — На днях я полечу в Арагвайю и могу вас взять с собой.

Нотариальная справка, привезенная Фаусту, мало что изменила в отношении Жудити к Мариете — верная помощница Жеремиаса по-прежнему недолюбливала его племянницу, хотя и сама не могла объяснить почему. Предположения Жудити о том, что Мариета покажет свой норов после того, как ее признают законной наследницей, не подтвердилось: племянница вела себя тише воды, ниже травы. Это пожалуй, и раздражало Жудити больше всего.

— Какова нахалка! Прикидывается овечкой, чтобы покрепче привязать к себе сеньора Жеремиаса! — не сдержалась она однажды в присутствии Олегариу.

— Я советую тебе держать свое мнение при себе, — с горечью молвил он. — Не то накличешь на себя гнев хозяина, как это произошло со мной.

— Да я и так помалкиваю, — тяжело вздохнула Жудити.

Жеремиас действительно в короткий срок привязался к Мариете, как к родной дочери. Казалось, в отношениях с племянницей он стремился наверстать все то, что упустил за долгую жизнь, добровольно отказавшись от теплоты родственных связей.

Мариета тоже тянулась к этому теплу — Жеремиас не мог обмануться в ее искренности и потому резко пресекал каждого, кто пытался предостеречь его от излишней доверчивости.

Вечерами они подолгу беседовали с племянницей в его кабинете. Мариета в основном молчала, изредка задавая вопросы, а Жеремиас, найдя в ней благородного слушателя, рассказывал о своем детстве, о родителях, о братьях и даже о сестре, которой он до сих пор не мог простить увлечения Энрико Медзенга.

— Но тетя Джованна хоть была с ним счастлива? — задала неожиданный вопрос Мариета.

— Вероятно, да, — ответил Жеремиас после некоторого раздумья. — Но это лишь усугубляет ее вину перед семьей. Как можно быть счастливой с нашим заклятым врагом?!

— Да, я вас понимаю, — подольстила дяде Мариета. — Все это трудно простить. Мой отец тоже вспоминал о Медзенге только с ненавистью.

— Я очень виноват перед твоим отцом…

— Думаю, вы бы уже давно помирились, если б он был жив, — с уверенностью заявила Мариета. — А вот что вы будете делать, если здесь появится кто-нибудь из Бердинацци-Медзенга? Они ведь тоже ваши родственники.

— Нет, я никогда не считал их родственниками, а потому не пущу и на порог! — воскликнул Жеремиас. — У меня есть единственная племянница — ты. И все мое состояние достанется тебя!

— дядя, я уже в который раз вынуждена повторить, что приехала к вам не за этим. Для меня самое главное то, что я наконец обрела родного человека!

— Для меня тоже это дорого, — растроганно произнес Жеремиас. — Но я уже стар и должен составить завещание так, чтобы никакие Медзенги не вздумали затеять с тобой судебную тяжбу.

Мариета тактично промолчала, но после некоторой паузы вновь спросила:

— А вам ничего не известно о потомках дедушки Бруну? Помню, родители говорили, что у него в Италии родился сын?

— Во-первых, Бруну тебе доводился не дедушкой, а дядей, — поправил ее Жеремиас. — А во-вторых, об этом ребенке мы узнали из письма какой-то девицы, которая могла быть обыкновенной аферисткой. Закинув удочку на всякий случай — авось эти дураки поверят и станут посылать ей деньги. Но денег ей не послали, и она благополучно канула в небытие.

— А правда, что дедушка — ох, опять ошиблась! — дядя Бруну был очень добрым?

— Да, это так, — подтвердил Жеремиас. — Возможно, даже чересчур добрым.

— А я люблю добрых людей! — призналась Мариета. — Но их так мало! Всю жизнь мне недоставало доброты. Вот и сейчас ваши люди смотрят на меня косо, злятся, что я довожусь вам родственницей.

— Из-за этого не расстраивайся: скоро они будут тебя обожать! — жестко произнес Жеремиас.

— Нет, дядя, ничего не надо делать специально! — воскликнула Мариета. — Этих людей можно понять. Они не слишком богаты и рассчитывали поправить свои дела за счет вашего фонда. Я сама постараюсь заслужить их уважение! Буду работать по дому, изучать молочное производство. И со временем, возможно, стану даже вашей главной помощницей.

— Это было бы здорово, — расплылся в улыбке Жеремиас. — А еще лучше, если бы ты вышла замуж и я бы еще успел поняньчить внуков… У тебя есть возлюбленный?

— Нет, — потупившись, ответила Мариета.

— Ну ничего, это дело наживное. Ты красивая, умная. К тому же моя наследница. Теперь у тебя отбоя не будет от женихов!

Жеремиас рассмеялся, но Мариета не поддержала его веселья, а произнесла очень серьезно и даже торжественно:

— Дядя, когда появятся эти самые женихи, я хочу, чтобы окончательный выбор был за вами. Кого вы сочтете самым подходящим для меня, за того я и пойду замуж!

Жеремиас, не ожидавший от племянницы такого самопожертвования, смущенно пробормотал:

— Ладно, поживем — увидим. Когда влюбишься в кого-нибудь, мы вернемся к этому разговору.

Несмотря на очевидную привязанность к Мариете, Бердинацци тем не менее тянул с оформлением завещания, и это уже стало беспокоить Фаусту. Продолжая тайно встречаться с Рафаэлой — Мариетой, он однажды сказал ей:

— Думаю, пришла пора менять тактику. Ты должна спровоцировать старика на решительный шаг. Пусть докажет тебе свою любовь! А сделать это он сможет только одним способом: съездить к нотариусу и официально засвидетельствовать, что ты его единственная наследница.

— Но я не могу давить на него, — произнесла Рафаэла. — Он так добр со мной!

— Ты сошла с ума? — рассердился Фаусту. — Расслабилась, разжалобилась. Добрый дядя? Ну так подойди и расскажи ему всю правду: как я тебя разыскал, как ты согласилась на эту мистификацию!

— Не надо со мной разговаривать в таком тоне! — одернула его Рафаэла.

— А как прикажешь с тобой разговаривать, если у старика, кроме тебя имеются еще как минимум трое прямых наследников: Мясной Король Бруну Бердинацци Медзенга, а также его сын и дочь. Мы должны спешить. Не ровен час, с хозяином что-нибудь случится, и мы рискуем остаться в дураках.

— Но что конкретно я могу сделать?

— Почаще жалуйся на то, что тебя не любят в поместье, — посоветовал Фаусту. — Особенно же напирай на Олегариу, который и в самом деле не очень-то поверил моей справке. Из-за этого они даже поссорились с хозяином. Надо внушить старику одну простую мысль: пока он не оформит завещание, у его работников будет оставаться надежда на обещанный фонд и они будут враждебно относиться к тебе. А когда последняя надежда исчезнет, они постепенно с этим смирятся и станут почитать тебя как хозяйку.

— Я попробую… — не слишком уверенно пообещала Рафаэла.

Фаусту же со своей стороны тоже попытался воздействовать на Жеремиаса.

— До чего же странные люди! — бросил он как бы между прочим в разговоре с хозяином. — Все еще на что-то надеются. Постоянно спрашивают меня о фонде, который вы обещали для них учредить. И слышать не желают о Мариете как законной наследнице! Мне кажется, этому надо положить конец — составить завещание.

— Ты думаешь, я завтра помру? — своеобразно отреагировал на это Жеремиас.

— Ну что вы, сеньор… — изобразил смущение Фаусту. — Я только хотел, чтобы утихомирились страсти по поводу фонда.

— Предоставь это мне, — строго сказал Жеремиас. — А когда придет пора составить завещание, я тебя позову.

В тот же вечер Мариета-Рафаэла подкатилась к нему с очередной жалобой:

— Как трудно жить, когда у тебя за спиной постоянно шепчутся! Иногда до меня долетают обрывки разговоров, и я пришла к выводу, что это сеньор Олегариу настраивает всех против меня.

— Да? Я с ним разберусь! — гневно пообещал Жеремиас. — Мне следовало давно это понять и поставить Олегариу на место.