– Прекрасно, – рассеянно сказал он, отстраняясь. – Очень хорошо.

Провел большим пальцем по ее лицу, сунул в рот, как соску.

– Соси.

Она повиновалась.

Свободной рукой он скользнул по ее телу: груди, талии и бедру, и грубо задрав юбку, стиснул ягодицу и стал мять, как тесто, впиваясь пальцами. Сунул пальцы в расщелину между ягодицами и стал растирать небольшую дырочку. Большой палец оказался в углу ее рта. Лиззи охнула, тяжело дыша.

– Такая аппетитная маленькая шлюшка, – прошептал он, прижимаясь к ней твердой плотью и продолжая массировать анус сквозь трусики. – Грязная плутовка. Тебе это нравится, верно?

Он продолжал ощупывать ее, втискивая палец глубже.

– Бьюсь об заклад, тебе бы понравился мой молодчик в попке, верно? Или затычка? Пробка! Большая толстая черная пробка?

Жар лучами расходился в каждую клеточку тела. Черт бы все побрал, она потеет, несмотря на дорогой дезодорант! Перед глазами, как в убыстренной съемке, мелькали кадры: вот она стоит на коленях, на пестром покрывале кровати, подняв густо смазанную попу, а Джон безжалостно вталкивается в ее задний проход. При одной этой мысли у нее ослабели коленки. Лиззи покачнулась.

– Отвечай!

Он вынул палец из ее рта.

– Да… да…. понравилось бы… очень…

– Молодчик или пробка?

– И то и другое, если пожелаете, господин.

Он рассмеялся, счастливо, почти мальчишеским смехом.

– Превосходный ответ, дорогая.

Он поцеловал ее снова, на этот раз более нежно.

– Мы это сделаем… поиграем во все игры. Может, не сегодня вечером. Но скоро.

Он снова стал терзать ее губы губами, жестоко и безжалостно, продолжая исследовать ее анус.

– Прелестная девочка, – заметил он, наконец, отпустив ее. Отстранил и снова стал оглядывать. Подол юбки опустился.


– И костюм прелестный.

Он мимолетно коснулся ее груди.

– Думаю, пока тебе не стоит раздеваться.

Она покорно ждала. Он взял стакан, сделал маленький глоток и снова отставил.

– Не поставишь этот стул на середину комнаты? – попросил он, кивнув на очень простой деревянный стул с жесткой спинкой, которого Лиззи раньше не замечала. Был ли он здесь прошлой ночью? Вряд ли. Скорее всего, Джон потребовал его специально, с каким-то коварным замыслом.

Она поставила стул посреди комнаты, в нескольких футах от кровати.

– А теперь сядь, пожалуйста.

Немного дрожа, Лиззи уселась и положила руки на бедра. Джон встал перед ней, глядя вниз. Она старалась держать глаза почтительно опущенными, но не могла не уставиться на его вздутую ширинку.

– Скверная, скверная девчонка… ты не должна смотреть туда. И пока что ничего не получишь, хотя я знаю, что ты уже вся промокла.

Так и было. И дело не только в том, что она вспотела. Новые, дорогие трусики уже промокли насквозь. Нет никакой необходимости изображать желание. И смазка совсем не нужна.

– Сиди смирно. Опусти глаза. Не подглядывай.

Он отошел к комоду и открыл ящик. Лиззи сгорала от любопытства. Что он вынимает оттуда?

Но ей удалось не поднять глаза. Зато она подсмотрела сквозь ресницы, как он раскладывает на постели несколько предметов. Что-то вроде шелковых шарфов, плотных, из тех, что носят мужчины, и, кажется, галстуки.

Значит, ее свяжут? Что же, она этого ожидала.

Небрежно волоча за собой шарф, он встал сзади, молча завел ее руки за спину стула и связал шарфом. Не слишком туго, не больно, но в этой позе ее грудь вздымалась, натягивая ткань блузки и жакета. Когда Джон отходил, она тяжело дышала. Оказалось, что он принес еще один шарф, которым завязал ей глаза. Шарф оказался черным и толстым. Теперь она ничего не видела. Джон поправил шарф, заодно пригладив ей волосы.

Что сейчас? Что сейчас?

Она услышала его шаги. И почти угадала мысли, вернее, направление мыслей. Он что-то замышлял. Строил планы.

Он совсем близко.

Сильные руки оперлись о ее бедра, и она вдруг поняла, что он стоит перед ней на коленях. Но ведь так не может быть! Он не должен стоять на коленях! Ведь он здесь господин!

Но тут она поняла, что он задумал. За мгновение до того, как он задрал ей юбку, коротко бросив «но»!

Она поняла и приподнялась с сиденья, чтобы он мог поднять подол и сзади. До самой талии. Далее он просунул пальцы в ее трусики и резко, едва не ободрав ей кожу, содрал их и, судя по тому, что перед ее лицом пронесся резкий поток воздуха, отбросил их в сторону.

– Грандиозно!

Он снова отошел за шарфами и привязал ее ноги к ножкам стула, так что промежность оказалась на виду, а попа и «киска» были прижаты к сиденью.

«О, Боже, о, Боже, о, Боже»…

Ощущение нереальности окутало ее, а вместе с ним – бессилие и невероятное возбуждение. Она словно вновь стала очень молодой, на пороге сексуальной инициации, впервые готовая идти до конца. Ее сердце оглушительно колотилось. Ей почти хотелось плакать. Но от счастья. Только от счастья.

– Хорошенькая, как картинка, – громко объявил Джон. Она чувствовала, что он по-прежнему очень близко, сидит перед ней на корточках и, наверное, пристально смотрит на кустик волос.

Несколько моментов в комнате царило абсолютное молчание, если не считать звуков их дыхания, быстрого и неровного.

Кончик пальца скользнул по завиткам промежности, разделил складки «киски» и легонько коснулся вершинки клитора. Ее бедра дернулись, подавшись вперед, но он внезапно отнял руку и, кажется, выпрямился.

– Думаю, теперь самое время принять душ, – объявил он, отходя. – Веди себя хорошо, пока меня не будет, ладно?

Дверь ванной открылась и захлопнулась. Лиззи осталась одна.

4. Дьявол в темноте

Лиззи попыталась освободиться, но шарфы держали крепко. Сколько еще женщин привязывал Джон к стулу? Вероятно, немало, поскольку он точно знал, что делает.

В комнате было очень тихо. Она едва слышала шум воды и жадно вздыхала аромат сухого цветочного букета, стоявший в комнате, призрак одеколона Джона и пряный мускусный запах собственной «киски».

Лиззи до сих пор ощущала прикосновение пальца к клитору и жаждала большего, словно он привел ее на грань оргазма и оставил неудовлетворенной. Этот крошечный бугорок плоти стал невероятно чувствительным. Она не переставала думать о нем, таившемся между складками лона. Казалось, в нем сосредоточено наслаждение.

Обнадеженный, но жестоко брошенный, он вопил о ласке. Умолял Джона вернуться и несколькими грубыми движениями довести ее до оргазма.

Пустота комнаты давила на нее. Она пыталась представить, где что находится. Дорогой костюм, висевший на дверце гардероба. Другие вещи Джона: ноутбук, телефон, кожаный кейс.

На время этот номер стал его пространством, и она представляла в нем Джона, выходившего голым из ванны. Сушившего пшенично-золотые волосы. Лежавшего на постели. Касавшегося себя. Очевидно, ему это нравилось, потому что он стал бешено мастурбировать. Делал ли он это со вчерашнего дня? Думал ли о ней, играя с отвердевшим «петушком»?

Потом к ней пришли другие видения. Она воображала, как занимается сексом с Джоном. И не только. Сколько есть способов использовать ее? Играть с ней?

В комнате стояло большое мягкое кресло. Он может перекинуть Лиззи через спинку и войти сзади, как намекал. О, черт, каково это будет? Так грубо, грязно, опасно и зловеще… ее задний проход заткнут вздыбленной эрекцией.

Ее клитор бешено пульсировал при одной мысли об этом: абсолютно спонтанная реакция.

Он может снова связать ее, заткнуть рот, смазать попку и взять ее, как мальчика, заставляя стонать и всхлипывать от запретного наслаждения.

Она хотела этого. Так хотела…

Она хотела все.

Под ней уже собралась небольшая лужица. И прозрачная липкая жидкость продолжала скапливаться.

Какое же она безвольное развратное создание, порабощенное собственными чувствами и готовое на все!

В ванной продолжала литься вода. Что случится, если кто-то постучит в дверь? Служащий отеля или уборщица? Не получив ответа, он или она может пустить в ход свой ключ и найти ее здесь связанной, выставленной на обозрение и доступной.

А вдруг появится официант, который не сможет устоять перед восхитительным блюдом: женщиной в такой позе? Он может стиснуть ее промежность, как раз в тот момент, когда она жаждала, чтобы вернулся Джон. Неизвестные пальцы будут шарить в ней, потирая клитор. И получится, что ее можно возбудить против воли. Войти в нее хотя бы пальцами. Трахнуть хотя бы таким образом.

Лиззи со стонами извивалась и раскачивалась на стуле, представляя, как незнакомый мужчина играет с ней. Пачкает своими прикосновениями, пока Джон, растянувшись на кровати, наблюдает весь спектакль. И, возможно, даже отдает приказы:

– Ущипни ее клитор. Заставь кончить.

– О, пожалуйста, – пробормотала она в пустоту, мечтая, чтобы ее использовали. Щупали.

Дверь открылась, и каждая мышца в ее теле напряглась. Это дверь ванной? Или та, что ведет в коридор… как она боялась…. или жаждала?

Шаги приближались. Кажется, кто-то шел из ванной. Босиком.

Джон?!

Знакомая рука сжала «киску», палец проник внутрь, заставляя ее хныкать и сопротивляться. Наслаждение было слепящим, но недостаточным. Он все дьявольски продумал, настолько, чтобы изводить ее, но не доводить до оргазма.

Он прижался к ней лицом в облаке знакомого аромата. Щека легла на волосы, а палец продолжал обводить внутренние губы лона, не входя дальше. Она почувствовала, как он взял немного ее сока и растер между пальцами.

– Похотливая маленькая потаскушка, – прошептал он. – Намочила все сиденье. Никакого самоконтроля! Сидишь здесь и распаляешься все больше. О чем только думала? О моем «петушке»?

Лиззи, не в силах говорить, кивнула, жалея, что руки несвободны. Что она не может дотянуться и сжать его промежность, как он сжал ее.

Он, словно услышав ее, встал, подошел сбоку, прижался промежностью к ее руке. Сквозь ткань жакета и его одежду она ощутила раскаленный железный стержень невероятных размеров.

– Ты думала о нем?

Он раскачивался, прижимаясь сильнее и держа ее за плечо. Черт бы его побрал, это он себя ублажает таким образом?

– Да, я думала о вашем «петушке», господин. Ничего не могла с собой поделать.

Она не видела его улыбку, но могла поклясться, что он улыбается. Она прижалась к нему, насколько позволяли узы, и гладила его плечо своим.

– Будь осторожна… очень осторожна.

Он коснулся ее губ. Провел пальцем по нижней. А когда она попыталась обвести ее языком, ощутила свой собственный звериный запах. Когда он повернул руку, она прижалась страстным поцелуем рабыни к костяшкам пальцев господина.

– Чего ты хочешь, Бетти?

Он говорил тихо, почти добродушно.

– Видеть вас, господин, – ответила она, не задумываясь. – Если это вам угодно.

– Ты заплатишь, милая. За это и свои скверные мысли. Придется сделать больно твоей прекрасной попке.

– Мне все равно… господин.

В эту же секунду черный шарф полетел на пол. Но она даже не посмотрела в ту сторону. Потому что видела только Джона. Он был дьяволом во тьме, но ангелом на свету.

Не зная, чего ожидать, она была застигнута врасплох его одеждой. Господин должен носить черное, не так ли? Беспросветно мрачную одежду. Иногда… вернее, часто… облегающую кожу.

Но на Джоне была очень светлая, кремовая рубашка из марлевки или какой-то легкой ткани, расстегнутая до пояса и открывавшая мускулистую грудь, немного загорелую, покрытую легкой россыпью рыжеватых волос. Старые, очень старые, добела выношенные на коленях джинсы льнули к бедрам и ляжкам. Сильные узкие стопы были босы. Он вытирал волосы полотенцем, а они сворачивались в колечки. Лицо выглядело свежим и чисто выбритым.

– Довольна? – спросил он, принимая картинную позу.

– Нет.

– Нет? Что же тогда?

Настоящий праздник для глаз!

Она не могла на него насмотреться.

Видеть его всего, коснуться его всего.

Попробовать на вкус…

– Не знаю… Наверное, убедиться, что вы реальны.

Рыжеватые брови взлетели вверх.

– Странные причуды. Конечно, я реален. Но если нуждаешься в убеждении… Да, ты можешь коснуться меня, но учти: я накажу тебя еще сильнее за твои капризы, прелестная рабыня. Поверь мне.