Она заметила, как по лбу молодого человека струится пот.
— Выпьете со мной чего-то холодненького? — спросила она. — Я хотела поговорить с вами… о Леде.
— Certo, Signora. — Он поднял тяжелый инструмент, неспешно зашагал под его тяжестью. Они отправились в ближайшее кафе, расположенное вдоль канала.
Филиппо благодарно присел за столик. Катерина заметила, что одна подошва на туфле оторвана. Казалось, что он много дней шел пешком. Она испытала к нему жалость, но все равно еще не в полной мере доверяла ему. Он выглядел охваченным страстью, и любовная песня звучала так призывно. Но она решила руководствоваться рассудком.
— Расскажи мне, где ты жил с тех пор, как уехал из Флоренции? — спросила она, пытаясь скрыть осуждение в голосе. — Куда ты сбежал?
Филиппо пристально взглянул на нее своими едва заметно косящими глазами, потом заговорил. Как Леда и рассказывала, у Катерины появилось такое ощущение, что он никого вокруг не замечает, кроме нее. Казалось, что кафе с его голосами и звоном посуды куда-то исчезло.
— В Вену, — ответил он. — Отец Леды пригрозил меня уничтожить, если бы я остался в Италии. Я испугался.
Подошел официант, предложил свежей воды. Он поставил на столик охлажденный графин и два стакана. Филиппо дрожащей рукой налил воду, и Катерина заметила, как его длинные музыкальные пальцы обхватили горлышко графина.
— Очень скоро я понял, что совершил ужасную ошибку, — продолжал Филиппо, смочив пересохшие губы в стакане воды. — Я должен был вернуться за Ледой. Я писал всем, кого знал, чтобы найти работу в Венеции. Я знал, что она здесь, заперта в каком-то монастыре. Через несколько месяцев либреттист итальянской оперной труппы в Вене помог мне получить место в оркестре театра Сан-Моизе.
— Но… как ты нас нашел? — поинтересовалась Катерина. — И зачем?
Филиппо просветлел лицом.
— Ах, синьора. Это целая история. Единственный монастырь, который я знал, — Пьета, потому что там есть консерватория.
Катерина кивнула. Да, поющие сиротки из Пьеты. Они снискали славу по всей Европе.
— Я попросил одного maestri[77] помочь мне. Он и назвал мне несколько монастырей, где может быть Леда. Но уверяю вас… ни в одном из них никто не проявлял удовольствия, когда я появлялся на пороге, разыскивая ее!
Филиппо засмеялся, налил себе еще воды. Катерина тоже выпила воды, оглянулась на закрытые ставни своего дома. Она понимала, что в душе у Леды настоящая мука, девушка ждет ее возвращения.
— Через пару дней мой гондольер сжалился надо мной, — продолжал Филиппо. — Он сказал: «Гондольеры знают все тайны Венеции. Расскажите, как она выглядит». И очень скоро он нашел гондольера, который запомнил Леду. — Филиппо улыбнулся своей удаче. — Этот гондольер вспомнил, что ранней весной вез красивую девушку с пурпурного оттенка волосами из Санта Мария дельи Анджели куда-то в этот район. И показал мне ваш дом.
Да. Тогда Леда покрасила волосы. Уже давным-давно она вернулась к своему натуральному каштановому цвету. Катерина не смогла сдержать улыбку, вспоминая эту странную постоялицу, которую забирала к себе домой из монастыря всего полгода назад. Она еще раз взглянула на свои окна и заметила, что в щелочку за ними наблюдает Леда.
— Филиппо, — она отвела взгляд от окна, чтобы Филиппо не повернулся и не стал смотреть на возлюбленную, — Леда боится, что больше не сможет тебе доверять. Ты принял деньги ее отца. Она гадает, а не вернулся ли ты за очередной порцией…
— Нет-нет! — горячо стал заверять Филиппо. — Совсем наоборот. Одна из причин моего возвращения — желание вернуть Леде все эти деньги. Не стоило мне их брать. — При этих словах он опустил глаза.
Катерина сочувствовала его стыду. Сама отлично была знакома с этим чувством.
— Синьора… — продолжил он, поняв, что в его добрых намерениях сомневаются, — если бы я гонялся за деньгами, зачем бы стал возвращаться за Ледой? Уверен, что отец откажется от нее, если она согласится выйти за меня замуж. Жизнь нас ждет нелегкая, наверняка… я никогда не буду богат. Но я сам зарабатываю на жизнь. Мне продлили контракт с оркестром на целый карнавальный сезон. А это хорошее начало.
Он уверенно кивал, когда говорил, показывая Катерине, что верит в себя и свой талант. Ей это понравилось.
— Не о деньгах я пекусь, — сказала Катерина. Это правда, деньги никогда ее не заботили. — Важнее всего, останешься ли ты с Ледой и вашим ребенком — сыном или дочкой, — если жизнь действительно станет непростой? Или опять сбежишь?
Филиппо поморщился, как будто она воткнула ему в спину клинок. Но он быстро взял себя в руки.
— Даю вам слово, синьора. Я намерен позаботиться о своей семье. Я буду работать, чтобы обеспечить им достойную жизнь.
Катерина впервые ему улыбнулась. Она была уверена, что, хотя раньше Филиппо и сбежал, опасаясь отца Леды, сейчас он точно решил остаться. Но прощение? Решать только Леде.
— Филиппо, — предложила она, — может быть, назовешь место, куда бы я могла привести Леду поговорить с тобой? Тогда она сможет сама решить: идти ей или нет.
Она последний раз посмотрела на окно, как будто ища у Леды поддержки. Но ставни снова были закрыты.
— Синьора! Отличная мысль! — Филиппо возбужденно вскочил, едва не сбив свой стакан воды со стола. — Попросите ее встретиться со мной завтра в час дня в театре Сан-Моизе. Все музыканты пойдут на pranzo. Мы будем в театре одни.
Ох… какая счастливая улыбка, размышляла Катерина, пристально вглядываясь в его лицо. Больше всего из своей молодости она скучала именно по этому — по улыбке на лице влюбленного.
Глава 91
— Вы уверены, что это хорошая мысль? — спросила Леда Катерину в каюте гондолы на следующий день, когда они пересекали Большой канал, направляясь к театру Сан-Моизе.
Катерина сжала ее руку. Она поняла, почему Леда так боится рисковать. Ребенок все изменил.
— По крайней мере послушай, что скажет Филиппо, — подбодрила Катерина, когда Леда несколько раз глубоко, протяжно вздохнула. Катерина настояла на том, чтобы не передавать подробности своего разговора с Филиппо, она хотела, чтобы Леда приняла собственное решение.
Катерина сказала ей только одно — как бы все ни сложилось, назад в монастырь Леда не вернется. Никогда. Катерина так решила в тот страшный день, когда девушка исчезла. Если девушке будет нужен приют, домом для нее и ее ребенка станет дом Катерины и Бастиано.
Весь непродолжительный путь голова Леды лежала у Катерины на плече. Глаза были закрыты, но она не спала. Время от времени Катерина замечала, как девушка хватается за свой кулон, а ее губы шепчут какую-то молитву.
Лодка с глухим стуком причалила у ряда старых дубовых швартовых тумб. Чтобы помочь Леде выбраться на причал, понадобилась помощь двух гондольеров. Потом они с Катериной под руку зашагали к театру.
— Ты так и не сказала мне, — произнесла Катерина, чтобы как-то отвлечь девушку, — как назовешь ребенка, если родится девочка. Карус — мальчика, а девочку? Кара? — улыбнулась Катерина. Ей нравилось, как звучало это имя. Означает «дорогая».
— Нет, — лукаво улыбнулась Леда. — Попробуйте еще раз.
— Карушка?
Леда расхохоталась:
— Нет! Никогда не слышала более ужасного имени!
Прохожие смотрели на нее не только потому, что она была настоящей красавицей, а к тому же смеялась, но еще потому, что, будучи на большом сроке, решилась выйти на люди. Это было не принято.
— Катерина, — взяла себя в руки Леда. — Если родится девочка, будет Катериной.
Катерина ощутила такую радость, что повернулась и поцеловала Леду в щеку. Девушка еще крепче прижалась к ней.
Они миновали церковь Сан Моизе с ее резными фасадами: фруктовыми гирляндами, putti[78], святыми. Яркий фасад, перегруженный лепниной, отвечал нынешнему настроению Катерины. Они завернули за угол и наткнулись на залитый солнцем двор, кишащий котами, рывшимися в корзинах с очистками, которые вывесили из окон. В дальнем конце двора Катерина разглядела здание театра. Они с Ледой направились туда, Катерина распахнула огромные входные двери.
В фойе царила восхитительная прохлада, высились колонны из розового мрамора, пол был выложен черной, белой и розовой плиткой. На золотом кессоне потолка размещалась огромная картина, на которой была изображена Муза с лирой, плывущая на облаке. Катерине казалось, что потолок разверзается прямо в небеса.
Похожее на шкатулку с драгоценностями фойе напомнило ей то время, когда она была в театре Сан-Самуэль много лет назад с Джакомо. С тех пор она в театры не ходила. Когда они поженились, Бастиано сначала предлагал сводить ее в оперу, но она всегда отказывалась. Она не позволяла себе быть с ним счастливой. Теперь она поклялась ходить туда почаще — песня Филиппо напомнила ей, как сильно она любила слушать пение, ощущать, как голос открывает ее сердце.
Катерина бесшумно провела Леду внутрь, в зрительный зал театра. Внутри царила темнота, была заметна лишь одинокая фигура Филиппо в оркестровой яме у клавесина, который он настраивал при свете лампы. Вокруг на пустых стульях лежали скрипки, флейты, гобои, рога. Катерина смогла разглядеть возвышающийся на сцене силуэт какой-то декорации. И рядом… совершенно не к месту — простая деревянная колыбель.
Катерина жестом показала Леде, что будет ждать ее в глубине зала, и спряталась в темноте за толстой колонной. Она выглянула из-за колонны и наблюдала, как Леда тяжело идет в сторону оркестровой ямы.
Увидев ее, Филиппо отскочил от инструмента. Он повел ее по ступеням на сцену и показал колыбельку. Встал перед ней на колени. Он взял обе ладони Леды в свои руки и стал покрывать их поцелуями. Катерина увидела, что он ей объясняется в любви, но слышала только бормотание. Ей казалось, что Филиппо вглядывается в глаза Леды, как будто они излучают небесный свет, о котором он пел ей под окном.
Наконец, Филиппо замолчал. Он склонил голову, ожидая вердикта Леды. Леда положила свою руку ему на щеку и повернула его к себе лицом. Она улыбалась. Филиппо, видя, что он прощен — что любимая отвечает ему взаимностью, — вскочил, обнял Леду и стал покрывать страстными поцелуями. Видя это, Катерина с неловкостью осознала, что подсматривает за ними. Она тайком покинула театр.
Когда она вышла на улицу, сердце ее разрывалось от счастья. «Леда воссоединилась с Филиппо». Она вдохнула радость этой вести. У ребенка будет и мать, и отец, который любит ее. Или его. Но Катерина надеялась, что все-таки будет девочка. Девочка по имени Катерина. Чье имя будет означать: «Катерина Капретте помогла мне найти надежное место в этом мире».
«В жизни я совершила больше хорошего, чем плохого, — убеждала себя Катерина, — вероятно, это все, о чем я… любой из нас… может просить». Она ощутила, как избавилась от последнего ужасного груза прошлого.
По дороге домой Катерина и не заметила, как идет и улыбается. Она достигла моста у площади Сан-Моизе, и красивый мужчина, приблизительно ее ровесник, благожелательно взглянул на нее. Она улыбнулась еще шире, на краткий миг игриво стрельнув в него глазками.
«В конце концов, я еще не такая старая! Еще достаточно молода, чтобы на меня заглядывались мужчины. Еще молода, чтобы получать удовольствие от оставшейся жизни».
Она удивилась тому, что с нежностью вспоминает Бастиано, вероятно, впервые со дня замужества. Она по-новому начала его ценить, думая о том, как он без лишних слов помог ей с Ледой. Он был добрым и внимательным и по-своему любящим. Где-то в глубине души Катерина тоже поняла, что любит его.
Она оглянулась: не ушел ли с моста тот красавец? Ушел. Он чем-то напомнил ей Джакомо. Она на секунду остановилась и закрыла глаза. Нежное сентябрьское солнце согревало лицо. Она прикоснулась к щеке, вспоминая сладкое эхо прикосновений Джакомо к ее коже. И гадала: а может, где-то там, далеко, он когда-нибудь закрывает глаза… и тоже вспоминает ее?
Историческая справка
Это — художественное произведение, основанное на тех событиях, о которых поведал Джакомо Казанова в третьем и четвертом томах своей книги «История моей жизни». Казанова начал писать мемуары около 1791 года, когда ему было уже далеко за шестьдесят. Таким образом, мемуары — а они насчитывают 3600 рукописных страниц — были созданы через много лет после описанных в них событий. При жизни автора они так и не вышли в свет. И хотя автор утверждает, что ничего не выдумал, все же не мог он, вероятно, обойтись без известной доли художественного вымысла. Мемуарами он был увлечен больше, нежели любым другим делом в своей жизни. Сам говорил, что пишет их, дабы «посмеяться над собою». С великой радостью работал над ними по тринадцать часов в день, и ему казалось, будто эти часы пролетают за минуты. «Какое это наслаждение — вспоминать свои былые наслаждения!» — восклицает он в одном из писем того периода. Ему жаль было лишь того, что подлинные имена персонажей приходится скрывать за именами вымышленными либо инициалами, «чтоб не выдавать чужие тайны».
"Тайная жена Казановы" отзывы
Отзывы читателей о книге "Тайная жена Казановы". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Тайная жена Казановы" друзьям в соцсетях.