– Я умею кататься на лыжах, деда.

– Я уже знаю, – сказал Павел, целуя ее в мягкую щечку.

Иржка погрузил старые кожаные чемоданы в багажник «шкоды». Она была такая старая, что даже нацисты не реквизировали ее во время войны. Все уселись: Катринка с дедушкой впереди, а Милена и Иржка сзади.

До фермы Новотни было пятнадцать минут езды но дороге, вдоль которой росла высокая трава и лютики и до самого горизонта простирались холмы. За перекрестком показалось поле маргариток и колокольчиков. Павел повернул направо и остановился у изгороди. Иржка вышел, открыл ворота и закрыл их после того, как машина проехала.

– Я помню. Я помню, – взволнованно заговорила Катринка. – Здесь есть куры.

Сопровождаемая лаем двух немецких овчарок, из дома вышла Ирина – мать Милены: высокая и стройная, как и дочь, все еще грациозная, несмотря на многолетнюю тяжелую работу, она подбежала к машине и стала обнимать по очереди всех гостей.

Эта ферма принадлежала семье Новотни издавна и осталась в их собственности, даже когда к власти пришли коммунисты. То, что производили, они вынуждены были продавать государству по твердым ценам. Даже в урожайные годы у Новотни не хватало денег, чтобы сделать необходимый ремонт, и ферма стала приобретать запущенный вид, что причиняло Милене боль. Она помнила, как в годы ее детства дом и все постройки всегда были свежевыкрашенными, ворота, забор и крыша в случае необходимости ремонтировались.

Для Катринки ферма была чудеснейшим местом на земле и, пожалуй, самым интересным. За ней по пятам следовали две собаки, Роза и Рудольф, которые лизали ей лицо, когда она останавливалась. Она помогала Милене кормить кур. Когда дед держал ее на руках, она могла прямо с дерева рвать спелые сочные персики и терпкие сливы. Невдалеке было озеро, и отец научил ее плавать. На ферме жили два сына тети Зденки, Франтишек и Олдржич. Сама тетя Зденка и ее муж тоже жили на ферме и помогали по хозяйству. Муж Зденки Олдржич, чтобы подзаработать, часть дня работал в местной строительной организации.

– Я умею кататься на лыжах, – сообщила Катринка своим двоюродным братьям, надеясь поразить их. Но не вышло.

– Держу пари, что не умеешь, – сказал Франтишек. Он спрыгнул со стены, на лету ухватился за ветку дерева, покачался немного и легко спрыгнул на землю. Мгновение спустя его примеру последовал Олдржич.

Высота стены казалась Катринке огромной. Она стояла наверху и дрожала, надеясь, что они не заметят ее страха.

– Испугалась, – разом пригласили братья.

– Нет, – ответила она. Она прыгнула, пытаясь схватиться за ветку, но промахнулась и упала, стукнувшись о мягкую землю.

– Посмотри на себя! Что случилось? – спросила Милена, когда Катринка появилась на кухне. Та прихрамывала, в волосах застряли листья и веточки, лицо было испачкано землей, а на комбинезоне виднелась грязь.

– Я играла, – ответила Катринка.

– Ты ушиблась?

– Нет, – был ответ. – Я просто упала.


Катринка обожала Франтишека и Олдржича и повсюду сопровождала их. Они поддразнивали ее, но ей это нравилось. Они научили ее «куличку», детской игре стеклянными бусинками, помогали ей забираться на деревья и трясти ветки, пока не упадут созревшие плоды. Дедушка наказал их как-то за эту проказу. Они играли с Катринкой в салки и прятки, брали ее на рыбалку, научили копать червей и нанизывать их на крючок. На ужин бабушка готовила рыбу, которую они наловили. Иногда к столу подавали цыпленка или свинину, всегда со свежими овощами и фруктами, яйца от своих кур, сыр и молоко – тоже от своих двух коров. Конечно, денег на новую одежду, на многие хозяйственные нужды или технику для фермы не хватало, но Ирина говорила, что им еще повезло: у них хоть достаточно еды на столе. При этом добавляла, что в некоторых странах люди умирают от голода.

На заре Катринку будило кукареканье петуха. Дни были длинные и жаркие, напоенные солнцем, с сонным жужжанием насекомых, а ночи – прохладные и ясные от света миллионов звезд, сиявших на небе как ледяные кристаллики.

– Я не хочу, чтобы кончалось лето, – призналась Катринка отцу.

– Если всегда будет лето, – ответил он, – подумай, чем ты не сможешь заниматься?

– Чем?

– Кататься на лыжах.

– Мне все равно, – сказала Катринка. Она действительно так подумала.


Длинные, ленивые дни продолжались для Катринки и тогда, когда семья вернулась в Свитов. Она ходила с мамой в магазин за продуктами и плавала в бассейне спортивного комплекса, где работал Иржка. Каждый день она помогала дедушке собирать созревшие плоды. Вместе с бабушкой она ухаживала за цветами на клумбах. Только к розам Дана никому не разрешала прикасаться. Все цветы, кроме роз, – нарциссы, душистый горошек, тюльпаны и пионы – разрешалось срезать и ставить дома в букетах. Только розы цвели и умирали на стеблях.

Среди роз стояла садовая скамейка, на которой Милена любила сидеть, читая или вышивая по канве. Устав от игр со Славкой, Катринка брала книжку со сказками, шла к маме и просила ее почитать.

– Чудовище точь-в-точь как наша бабушка, – сказала она однажды, перебив Милену на середине истории. – Никому не разрешает трогать его розы.

Частенько после работы Дана сидела на садовой скамейке.

Однажды Катринка спросила, о чем она думает.

– О твоем дяде, – ответила бабушка.

Катринка знала, что дядя погиб во время войны еще до ее рождения. Его фотография стояла на каменной полочке в гостиной. На фотографии он смеялся и был похож на отца Катринки, только у того были усы.

– Его давно нет, – заметила Катринка.

– Это неважно, – сказала Дана. – Ребенок часть матери, как рука или нога. Даже больше. Никогда не перестаешь скучать по ребенку. Даже если живешь сто лет. – Она взяла Катринку на руки и крепко прижала, гладя ее темные волосы. – Однажды ты поймешь это, ангелочек, – добавила бабушка. – Когда у тебя будут собственные дети.


Как-то в конце августа, когда Милена и Катринка выходили из мясного магазина, к ним подошел мужчина. Плетеная корзина Милены была заполнена до отказа, и среди прочего в ней был небольшой кусок телятины – лакомства, которое всегда было трудно достать.

– Бабушка будет довольна, что мы купили телятину, – сказала она ей, выходя из магазина на широкий бульвар – главную улицу города.

– Это ваша девочка? – спросил мужчина, останавливаясь перед ними и указывая на Катринку.

– Да, – ответила Милена, испугавшись, что вопрос был вызван очередной шалостью Катринки.

– Меня зовут Мирек Бартош, – сказал он. – Я кинорежиссер.

– Да? – удивилась Милена, не понимая, какое отношение это может иметь к ней и ее дочери.

– Я сейчас снимаю фильм, в студии. – Бартош сделал неопределенный жест в направлении киностудии, расположенной на одной из гор, возвышающихся над городом. Студия в Свитове значительно уступала столичной киностудии «Барандов» и по размерам, и по количеству выпускаемых фильмов. С 1948 года после создания централизованного художественного совета по кино производство фильмов в стране вообще снизилось до пяти– шести картин в год.

– Мои сотрудники и я беседуем с родителями детей, отобранных для съемок на следующей неделе.

Он видел, что Милена не столько заинтересована, сколько озадачена.

– Это детектив, – пояснил он. – Я хочу снять несколько сцен в школе. Так что мне нужны школьники.

– Но Катринка еще не ходит в школу, – ответила Милена.

– Не ходит? Неужели? – В его голосе послышалось удивление. – Впрочем, это не имеет значения. Она подходит. Ну, что вы думаете? Ей, конечно, заплатят. – Он улыбнулся. – Не очень много, правда.

– Я даже и не знаю, – растерялась Милена, как всегда неохотно вступая на незнакомую территорию.

Мирек снова улыбнулся. И хотя Милена очень любила мужа, она не могла не отметить, что Мирек Бартош был широкоплечим и сильным мужчиной с красивым лицом, темными длинными вьющимися волосами и неотразимыми карими глазами, которые выдавали в нем человека с юмором. Он обладал огромным обаянием и наверняка добивался всего, чего хотел.

– Картина новая. Моя блестящая идея. Но если я буду очень долго подбирать исполнителей, то выйду из бюджета и не уложусь в график, и тогда конец. Это всего на несколько дней, – упрашивал он, перечисляя имена детей, родители которых согласились. В списке была и Славка.

– Я поговорю с мужем, – пообещала Милена, улыбнувшись в ответ.

Какая красивая женщина, подумал Мирек. Он решил довести дело до конца, хотя у него было полно дел.

– Вот мой телефон, – сказал он, нацарапав номер на листочке бумаги. – Кто-нибудь из секретарей ответит. Вам все объяснят. – Он нагнулся и подергал Катринку за темную косу, заплетенную в это утро яркой алой лентой. – Ты ведь хочешь сниматься в кино?

– Я не обещаю, – предупредила Милена.

– Нет, – снова улыбнулся ей Мирек. – Конечно, нет. Мы подождем, что скажет ваш муж.

Иржка оказался поклонником фильмов Бартоша и согласился.

– Ты разве не помнишь? – спросил он Милену. – Мы же видели один из его фильмов прошлой зимой. «Последний шанс».

– Да, вспомнила, – ответила Милена, – это тоже был детектив. Мне он очень понравился.

– Все фильмы, которые он снимает, имеют большой успех, – добавил Гонза, ссылаясь на успех фильмов Бартоша в Скандинавии, Германии, да и в странах Восточного блока. Он был одним из немногих кинорежиссеров Чехословакии, который удержался с приходом коммунистов. Его фильмы были жанровыми, без каких-либо намеков на политику. Бартош был национальной знаменитостью, он давал казне значительное количество валюты.

Выяснилось, что у каждого был свой любимый фильм Бартоша.

Наутро Милена позвонила по номеру, оставленному ей Миреком Бартошем, обо всем договорилась, и в понедельник следующей недели она привезла Катринку на студию к гримеру в семь часов утра.

– Гримироваться? – удивилась Милена, с интересом разглядывая длинный стол и ряд стульев перед зеркалом. На каждом стуле сидела маленькая хихикающая девочка с подведенными глазами и накрашенными губами.

– Лишь слегка, – заверила ее ассистент. – Вы даже не заметите. Прошу прощения, – сказала она, отодвигая Милену в сторону.

К мамам обратились с просьбой уйти, что многие и поспешили сделать, потому что им нужно было на работу. А Милена осталась; заверив мать Славки и других, что она присмотрит за маленькими артистками. Милена наблюдала за происходящим из затененного угла. Все волновались, было шумно, люди бегали взад и вперед, и, честно говоря, было трудно понять, кто чем занимается. Вдалеке она увидела Мирека Бартоша, возвышающегося над съемочной площадкой. Он что-то громко говорил, бурно и выразительно жестикулировал.

На площадке был сооружен школьный класс, у которого не было потолка и задней стены. Рядом стояла камера и какое-то оборудование. Милена отметила, что все выглядит очень правдоподобно. Кто-то без костюма и грима писал примеры на доске. Кто-то раскладывал учебники на партах. Наконец, появились девочки в школьной форме, по мнению Милены, слишком сильно накрашенные. Ассистенты усадили их за парты по какой-то системе, непонятной Милене, которую Мирек Бартош тут же разрушил. Он прошелся по площадке, затем принялся пересаживать детей с места на место, туда-сюда, пока не удовлетворился своей работой. Милене показалось, что в результате его действий ничего не изменилось. И тут Мирек увидел Милену и улыбнулся.

«Он флиртует со мной», – подумала Милена, сразу же отогнав эту мысль. Это было абсурдно: известный кинорежиссер заигрывает с домашней хозяйкой.

Бартош встал на возвышение рядом с учительским столом и улыбнулся детям. Поприветствовал их, он стал говорить им, как важно делать именно то, о чем их просят, уверял, что у них все замечательно получится, стоит лишь сосредоточиться. Он попросил сценарий, какое-то мгновение изучал его, потом прошел по рядам, вглядываясь в лица детей. Останавливаясь то около одного, то другого, он просил их повторить за ним реплику.

Катринка наблюдала за его приближением с опаской. Пока что она не получала никакого удовольствия. Сначала ей было немного весело гримироваться, но вскоре занятие это наскучило ей, потому что долгое время нужно было сидеть спокойно. И вот теперь она торчит за этой партой, которая ей совсем не нравится, а незнакомый человек просит ее повторить то, что она не совсем понимает. Бартош остановился перед Славкой, которая сидела рядом с Катринкой.

– Постарайся сказать это так же, как я, – попросил он.

Явно нервничая, маленькая девочка повторила фразу, дважды запнувшись.

– Спасибо, – сказал Бартош, слегка покачав головой.

Теперь он стоял перед Катринкой.

– Теперь попробуй ты, – предложил он.

Он прочитал ей реплику, и Катринка, полностью сосредоточившись, повторила ее за ним, стараясь скопировать все его интонации и не повторить ошибок Славки.