Кристина Додд - Третий поклонник

Гостиница «Дикий шиповник» но побережье Дорсета

Англия

Сентябрь 1847 года

Перегнувшись через высокие перила веранды, Гарри Чемберлен взглянул на цветущий кустарник вокруг коттеджа и спросил:

– Что вы там делаете, юная леди?

Девушка, ползком пробиравшаяся по мху и осыпавшимся розовым цветам, вздрогнула и подняла к нему перепачканное лицо.

– Ш-ш. – Она оглянулась, словно кто-то крался за ней. – Я пытаюсь спрятаться от одного из своих поклонников.

Гарри огляделся. Позади девушки никого не было.

– Вы его видите? – спросила она.

– В округе ни души.

Разумный мужчина позволил бы девушке идти своей дорогой. Гарри приехал сюда на отдых, в котором отчаянно нуждался, и поклялся любой ценой избегать всяческих проблем. И на тебе – в кустах возле его дома появляется девушка лет восемнадцати в модном платье в голубой цветочек, рассказывает что-то смехотворное, и его уже так и подмывает помочь. И все из-за загорелого личика, широко распахнутых карих глаз, пухлого рта, синей шляпки и, насколько он мог разглядеть, самой прелестной груди, которую ему доводилось видеть.

Собственная непоследовательность его удивила. Он, Эдмунд Кеннард Генри Чемберлен, граф Гранвилл, владелец огромного поместья в Сомерсете, привык из-за груза ответственности и других обязанностей исполнять свой долг без капризов. Именно эта черта характера отправила его восемь лет назад служить Англии в разных странах. Теперь, пристально глядя на девушку, болтающую какой-то вздор, он обнаружил в себе стремление узнать о ней больше. Наверное, напряжение последнего дела наконец отпустило его. Или, возможно, она была расслаблением, которое он искал.

– Пожалуйста, сэр, если он появится, не говорите ему, что я здесь, – дрожащим голосом умоляла девушка.

– Я и не собирался вмешиваться.

– О, спасибо! – Пухлые губки улыбнулись, ямочки на щеках обезоружили его. – А я думала, что вы здесь именно за этим.

Гарри вздрогнул:

– Попали в точку.

– Я пойду, – прошептала девушка и крадучись двинулась вперед. – Предупредите меня, если он появится поблизости.

Гарри кивнул и осмотрелся. Из его дома открывался прекрасный вид на усыпанный белым песком берег, куда с ласковой монотонностью набегали океанские волны. По сторонам пляжа поднимались меловые утесы, и там волны разбивались о камни. Он слышал пронзительные крики крачек, ныряющих за рыбой. Легкий ветерок, напоенный ароматами соленой воды и свежести, ерошил его волосы. Гарри хотел вернуться на веранду, расправить болевшее плечо, где пуля, задев кость, прошла через мышцы, смотреть на океан и думать, что будет дальше в его жизни.

Однако он посмотрел вниз. Девушка была все еще там, изо всех сил пытаясь отцепить шляпку от колючей ветки.

– Снимите ее, – посоветовал он.

– Не могу. Лента затянулась, – дернулась девушка.

Послышался треск. С рододендронов посыпались розовые лепестки, шляпка полетела в грязь, и пышные белокурые локоны рассыпались по плечам девушки.

– Боже мой, – прошептал он.

В один миг водопад волос превратил девушку из испуганной юной англичанки в коленопреклоненную гурию, готовую служить владыке.

Он тряхнул головой, чтобы отогнать видение. Очевидно, он слишком долго прожил среди шейхов и бедуинов, если здесь, в сердце солнечного Дорсета, ему мерещатся соблазнительные картины. И явно провел слишком много времени в одиночестве, если желал эту девчонку-сорванца.

Но напряжение в паху не стряхнешь как наваждение. Он действительно жаждал. Когда он вернется из этой затерянной в глуши гостиницы с ее очаровательными коттеджами для постояльцев, от продуваемых всеми ветрами скал, ему нужно будет задуматься о своем положении. Завести себе любовницу. Или внять словам матери и жениться. Или и то и другое.

Не догадываясь о его бессвязных мыслях, девушка подняла шляпу и, качая головой, рассматривала ее.

– Батюшки! Мисс Хендрика очень расстроится.

Он не хотел спрашивать, но привычка оказалась сильнее.

– Кто это мисс Хендрика?

– Моя компаньонка.

– И где же она?

– В гостинице, заканчивает завтрак.

– А-а. – Главное здание гостиницы стояло на холме над берегом. Двухэтажное белое здание с длинной верандой, уставленной креслами, шезлонгами и стульями, было увеличенной копией коттеджей для постояльцев. Девушка явно появилась оттуда. – Разве компаньонка не должна вас сопровождать?

– Она довольно стара и немного прихрамывает. Правду сказать, я думаю, моя мачеха велела ей не утруждаться пристальным вниманием ко мне в надежде, что кто-нибудь из поклонников меня скомпрометирует.

Откровенная речь все разъяснила. Эта девочка погасила беспокойство, мучившее Гарри с тех пор, как его ранили. И хотя он одет не для приема гостей – он снял сюртук и галстук, как только вернулся с завтрака, – нужно, чтобы она хоть немного посидела с ним. Спустившись по ступенькам, он подошел к зарослям и подал ей руку:

– Поднимитесь на веранду и объясните.

Девушка колебалась.

– Я настаиваю, – сказал он приказным тоном.

– Да, я заметила. – Наклонившись, она отчищала с платья присохшую грязь, снова подставив взгляду Гарри прекрасную грудь. – Но лорд Дженор-Редмонд меня там обязательно увидит.

– Дженор-Редмонд? – Гарри его знал и едва мог поверить, что глупый некрасивый маркиз претендовал на руку этого пленительного существа. – Почему он?

– У меня есть состояние, – почти трагическим голосом призналась она.

– Ужасно. – Он оценивающе взглянул на девушку, когда она выпрямилась в полный рост.

С точностью и тщательностью разведчика – кем он и был – Гарри оценил ее. Пять футов и четыре дюйма роста, сто двадцать фунтов веса, распределенного по фигуре весьма привлекательным образом, и белокурые волосы, которые она безуспешно пыталась привести в порядок, свернув в узел на затылке. Глаза у нее карие. Нет, черт возьми, они искрятся янтарем такого яркого оттенка, а губы такие притягательные, что он тут же вернулся к эротическим фантазиям.

Нужно быть осторожным с этой девушкой.

Возможно, она несколько старше, чем он сначала предположил. Обычно он в таких случаях молчал, но в этой ситуации не было ничего обычного.

– Вам двадцать два.

Она перестала стаскивать грязные перчатки.

– Да! Как вы узнали? Все думают, что я моложе.

Бездна между восемнадцатью годами и тридцатью – его собственным возрастом – была непреодолима. А разница в восемь лет не настолько велика, чтобы чувствовать себя старым сладострастником, заглядывающимся на грудь невинной девы. Хвала небу, поскольку он не мог прекратить искоса поглядывать на эту грудь, на тонкую талию и длинные ноги, прикрытые пышными юбками.

– У вас есть некоторый опыт, которого не бывает у благовоспитанной восемнадцатилетней девочки.

Она вздернула острый подбородок, в ее голосе прозвучало откровенное негодование.

– Иногда они пытаются поцеловать меня, но я этого не люблю.

– Они?

– Поклонники.

– Давайте посидим на веранде. – Взяв ее за руку, Гарри помог подняться по ступеням и усадил в широкую качалку. – Ваши поклонники пытаются поцеловать вас? – Сообразительные типы.

– Другие мужчины тоже, но поклонники, кажется, думают, что они должны это делать. – Она сморщила носик, считая, что этим выразила свое мнение, но потом облекла его в слова: – Скажу вам честно, поцелуи не так приятны, как это описывают в романах.

Скорее очарованный, чем удивленный, Гарри спросил:

– В самом деле?

– Во-первых, с близкого расстояния в любом сносном мужчине можно мгновенно разглядеть все изъяны.

– Предполагается, что вы закроете глаза, – мягко сообщил ей Гарри.

– Хорошая идея, – с нескрываемым сарказмом ответила она. – Он схватил меня, прижался губами к моему рту, а я должна закрыть глаза, чтобы не видеть, что еще у него в запасе? Глупость какая!

– Вас целовали неумехи. Кто-то должен поцеловать вас правильно. – Не обращая внимания на ее изумленный вздох, Гарри подошел к двери и окликнул своего камердинера. – Дехаан, принеси стакан лимонада для моего гостя.

– Гостя? У вас гость? – Голландский акцент Дехаан а от волнения усилился. Высунув голову из двери, камердинер со страхом сказал: – Это женщина.

Гарри толкнул его, пока тот не ляпнул что-нибудь неуместное.

– Да, и она хочет пить.

– Да-да, сейчас принесу. И булочки, на тот случай если она захочет перекусить. Мы ведь не хотим прослыть негостеприимными. – Дехаан многозначительно нахмурился. – Так, сэр?

– Нет, не хотим. А теперь иди за лимонадом.

Черт бы его побрал! Дехаан больше пяти лет провел с Гарри, был мастером на все руки и так любил любовные истории, что ему бы французом родиться. Сейчас в нем проснулась настоящая сваха, а это всегда грозило неприятностями. Гарри повернулся к девушке с извинениями:

– Дехаан считает, что я провожу слишком много времени в одиночестве.

– Правда?

От непосредственности юной леди у него перехватило дыхание.

– Мне многое надо обдумать.

Например, что делать со своей жизнью. Возможно, по этой причине его мать настояла на его поездке.

Но если он действительно хотел это знать, ему всего-навсего надо было прочитать письмо. Он нашел его в своей упакованной одежде, но до сих пор не удосужился прочесть. Подобные письма были обычным способом матери сообщать ему плохие новости. Когда он впервые отправился в школу, мать именно так сообщила ему, что попросила его крестного отца присмотреть за ним. И лорд Атли это сделал, к несчастью для юного Гарри. Когда он впервые выехал за границу, она написала, чтобы он привез из Парижа какую-то отвратительную шляпу, а когда он это сделал, то его вынудили засовывать цветок в пулевое отверстие около тульи. На сей раз… нельзя сказать, чего хочет матушка на сей раз. Впрочем, письмо может подождать, пока он отдохнет с этой девушкой.

– В следующий раз, если вы не хотите, чтобы вас поцеловали, дайте поклоннику хорошего пинка коленом, – посоветовал он.

– Ой! – Она потерла колено.

– Да. Это его обескуражит, а если он совсем близко, ударьте его ладонью в нос.

– Что это даст?

– Перелом, если вы сделаете все правильно. Позвольте представиться. – Он поклонился и назвал псевдоним, под которым обычно останавливался в гостиницах: – Я – Гарри Уиндберри из Уиндберри-Корта в Дербишире.

Она поднялась и сделала реверанс:

– Я леди Джесси Макмиллиан, дочь виконта Макмиллиана из Суффолка.

Гарри нахмурил брови. Макмиллиан… Макмиллиан… Это имя было ему знакомо. Виконт Макмиллиан, должно быть, один из многочисленных знакомых его матери и поэтому застрял в тайниках памяти Гарри. Но видно, дело было давно, и Гарри не мог выудить из памяти ничего, кроме неприятного чувства. Ничего особенного, лишь… горечь.

– Не лучше ли нам сесть? – попросила она. – Я все утро бегала и очень устала.

Пожав плечами, Гарри перестал перебирать воспоминания и переключил внимание на Джесси.

– Бегая от Дженор-Редмонда?

– Да, а он только первый из трех. – Она потерла одну ногу о другую, на мгновение открыв его взгляду красивую лодыжку. – Отец поставил меня перед выбором. Или я выбираю одного из них, или он сделает это за меня.

Дехаан спешил с подносом, на котором стояли два стакана лимонада и блюдо с булочками. С поклоном и сияющей улыбкой он предложил их леди Джесси.

– Благодарю. – Она взяла стакан и поставила на маленький столик рядом с креслом. – Мистер Уиндберри, я знаю, что мне полагается изображать, что у меня аппетит, как у птички, и оставить вам большую часть. – Она отложила на маленькую тарелку добрую половину булочек. – Но я проголодалась.

На сей раз по лицу Гарри разлилась улыбка.

– Пожалуйста, берите все, что нравится. Я не настолько глуп, чтобы судить о девушке по числу съеденных булочек.

– Вы очень красивы, когда улыбаетесь. Я, правда, считаю смешным, когда женщин оценивают по такому нелепому стандарту. Моя мачеха на глазах у отца едва крошечку проглотит, но видели бы вы, какие подносы отправляют к ней в спальню.

Гарри показалось, что эти слова прозвучали как комплимент, но он не был в этом уверен и не хотел выяснять. Эта девушка уже и без того лишила его спокойного утра. Что она могла сделать при их взаимном восхищении, он не отваживался вообразить. Поэтому он уселся в кресло у стены, откуда открывался широкий обзор, взял стакан и две булочки. Когда Дехаан, поставив блюдо перед Джесси, исчез в глубине дома, Гарри сказал:

– Расскажите о своих поклонниках. Почему они добиваются вашей руки здесь, а не на светских увеселениях под бдительным оком ваших родителей?

Прожевав, леди Джесси промокнула губы.

– Я три года не была в свете, после первого моего сезона папа объявил, что устал оплачивать это безнадежное дело. Видите ли, папа довольно бережлив.