Знакомые Тополя были совсем незнакомыми. Сильный ветер кидал в лобовое стекло мелкие листья. Солнца не было видно за тяжёлыми, низкими облаками. Накрапывал противный, нудный осенний дождик. Яна ненавидела щётки, но пришлось включить. Они мельтешили перед глазами и раздражали. Позитивный настрой девушки растворился в гадкой погоде… Опять с сердцем приключилась аритмия, когда она не спеша ехала знакомыми улочками. Много раз она ходила здесь пешком. Яна не решилась подъехать прямо к Дашиному дому: «Пройдусь, разведаю обстановку. Может, Лёшка опять крутится в своём сарае. Сезон мотоциклов ещё не закончился…»

Алексея не было, и Даши – вообще никого. Яна прошла в знакомую калитку, зябко пряча руки в карманы стёганой куртки. Зря она оставила шапку и перчатки в машине. Помедлила на пороге.

«Звони же, смелая ты моя», – язвил внутренний голос.

Яна не успела нажать на кнопку. Дверь распахнулась сама.

– Ничего себе, какие люди! – ахнула Аня, надвигаясь на перепуганную девушку.

– Я могу видеть Дарью Сергеевну?

– А больше тебе ничего не надо?! – Анька прям зашипела. – А ну-ка, иди отсюда подобру-поздорову.

Она больно схватила Яну за плечо и практически стащила со ступенек.

– Я извиниться хотела…

– Извиниться она хотела, – передразнила её женщина, – совесть приехала очистить, душу облегчить. А Дашке-то это зачем?

Аня перевела дыхание.

– Убирайся. Не пущу тебя к ней. Она только успокоилась… – приговаривала она, подталкивая Яну назад, к калитке.

– Хоть Алексея позовите, – жалобно прошептала девушка.

– Ага, – зло усмехнулась Аня, – езжай в Калининград, а сюда дорогу забудь. А то все волосы тебе повыдергаю, – повысила голос Дашина сестра.

В полной растерянности Яна возвращалась к машине: при чём здесь Калининград? Что Алексей там делает? Утром казалось, что это легко: сказать «извини» и всё! Получается – этого недостаточно.

– Мариночка, милая.

«Знакомый голос», – подумала Яна.

– Марина…

Пауза.

– Ма-ри-на… – на всю улицу кричала пожилая женщина. Оглянулись все, кто находился поблизости, и тут Яна поняла, что это ей кричат. Она обернулась.

Её догоняла Нина Антоновна. Запыхавшись от быстрой ходьбы, она радостно сообщила:

– Я-то думаю: ты, не ты?

Люди глазели на них, особенно на Яну и, не стесняясь, перешёптывались, также нескромно показывая в её сторону пальцем.

– Пошли, – позвала старушка.

Несколько месяцев Яна жила по соседству, но ни разу не была в гостях у Нины Антоновны. В её небольшом доме было совсем скромно: старый трельяж с посудой. Диван накрыт покрывалом с яркими розами под цвет паласа – такого же разнопёрого. На стене висела большая рамка, в которую хаотично были натыканы чёрно-белые фотографии. Рядом на стене – портрет молодой и красивой хозяйки. На деревянном столе громко тикал будильник на железных ногах. Тут же стояла настольная лампа, экономно раздавая электроэнергию.

Пожилая женщина усадила Яну на стул и радостно спросила:

– Чайку попьём?

Девушка не очень хорошо соображала: кажется, кивнула головой в ответ. Неприятный осадок не проходил, а усугублялся с каждой минутой. Полная кружка с кипятком так и стояла перед ней.

– Ты какими дорогами к нам?

– Может, вы мне поможете, Нина Антоновна? – ответила Яна вопросом на вопрос. – Хотела Алексея увидеть. Не знаете, где он?

– Так где ж ему быть – в армии!

– Где?!

– Служит.

– Он же учиться собирался.

– Так ты не знаешь ничего! – покачала головой пожилая женщина. Старушка обрадовалась, что у неё появился заинтересованный слушатель. Она с удовольствием расскажет Яне обсуждаемые всеми в деревне новости:

– Наворотила ты делов, Маринка. Как уехала, Алексей сам не свой стал. Даже пить начал, экзамены то ли плохо, то ли вовсе не сдал. А куды ж тогда? Только в армию. Мать его извелась совсем. Он же для неё единственная радость, свет в окошке. Хахаль Дашку, конечно, тут же бросил. Им, московским, поразвлечься бы, да без проблем, а как неудобства начались – он и в кусты. Теперь вот баба одна совсем осталась…

«Всё! Хватит! Хватит! Хватит! Замолчите! – стучало в голове у Яны. А старушка болтала и болтала, беззлобно выкладывая все подробности. – Я не виновата! Это не я!»

Девушку затрясло. Нина Антоновна ещё что-то говорила, но Яна встала и пошла к выходу.

Она выбежала на улицу и стала хватать ртом холодный воздух. Выглядело это довольно странно. Яна побежала к машине, села и поехала. Знакомые поля проносились за окном иномарки всё быстрее и быстрее. Девушка так напрягалась, что заболели стиснутые зубы, заныли мышцы в руках и ногах.

«Что я натворила? Я не планировала этого! Господи, что делать? Что же делать?» – в отчаянии спрашивала Яна у унылого осеннего пейзажа за окном.

Дорога крутилась то вправо, то влево. Дождь усиливался. Щётки стали работать усерднее. Яна крепко вцепилась в руль – пальцы даже побелели. От напряжения сводило челюсти.

До приезда в деревню она и не предполагала, что всё так плохо! Просто ужасно! И виновата во всём Яна! Зачем она это сделала? Ради папы? Так он разбит и несчастлив. Ради семьи? Так её нет. Ради мамы? Вообще без комментариев. Ради себя? Да, наверное.

«Довольна? – издевался внутренний голос. – Об этом ты мечтала?»

Гудок встречной машины вывел Яну из состояния оцепенения. Она резко дёрнула руль и вылетела на мокрую обочину. Со всей силы нажала на тормоза. По днищу застучала щебёнка. Машина неуклюже остановилась. Девушка расцепила пальцы, опустила голову на руль. Мимо пролетали автомобили, отчего небольшая машина испуганно вздрагивала. По крыше, капоту стучали дождевые капли. В этом шуме беспомощно тонули надрывные всхлипывания Яны. В погоне за призраками она испортила жизнь реальным людям.

Отчего мы совершаем ужасные поступки? Такие, например, как совершила Яна? Ведь вначале всё казалось правильным и закономерным. Почему финал оказался настолько непредсказуемым? Изменился угол зрения? Поменялись приоритеты? Решаясь вмешаться в чью-то судьбу, человек должен помнить и о последствиях. Готов ли он взять на себя такую ответственность? Яна думала только лишь о своём счастье и не учитывала больше ничьих желаний, когда затевала эту войну, – и вот результат. Страшная пустота внутри, боль и раскаяние. И что делать, она не представляла…

Машина буркнула и завелась. В вечерних сумерках яркие фары осветили вывеску на обочине: «Шамордино. Монастырь. 3 км» – и указатель влево.

Яна просто повернула и поехала. Непривычные горки, узкая дорога, и вдруг, после очередного крутого поворота, машина упёрлась в высокую кирпичную стену. Пикнули габариты на автомобиле. На улице было холодно. И куда теперь? Девушка огляделась и замерла: прямо над нею высились внушительные купола Шамординского монастыря. Высокий белоснежный фундамент резко сменяли стены из красного кирпича, крыльцо венчали такие же кирпичные своды. Старая кладка местами покрылась мхом. Яна разглядела кое-где в расщелинах тощие берёзовые ростки. Сквозь узкие окна на улицу пробивался свет от горящих внутри Казанского собора свечей. Тяжёлая высокая дверь поддалась не без труда и так же туго закрылась. Ветер остался снаружи. Он скрёбся в щели и крошечные окна храма, подвывал под сводами Казанского собора. Яна шагнула внутрь: как тихо и спокойно. Она помедлила, привыкая к полумраку. В огромном зале, казалось, не было ни души, кроме икон, напротив которых горели свечи. Они были практически единственным источником света в огромном соборе.

«Свечи стоят столько, сколько вы на них пожертвуете» – было написано на свечном ящике. Яна бросила солидную купюру и, не считая, взяла несколько. Бесшумно двигаясь, она подошла ближе к объёмным изображениям святых. Блики от нескольких десятков свечей отражались в камнях, которыми были расшиты иконы. Лики святых сияли и оживали в их свете. Ласковые глаза Пресвятой Богородицы смотрели прямо в измученную душу девушки. Она и не чувствовала, что по щекам текут слёзы. Яна боялась отвести взгляд, потерять эту завораживающую, живительную благодать. Она не знала ни одной молитвы, поэтому зашептала первое, что пришло на ум:

– Пресвятая Богородица, помилуй меня, грешную.

Яна повторяла эти слова вновь и вновь, застыв перед светящимся образом.

Ухнула тяжёлая дверь, и девушка испуганно оглянулась. Эхо запрыгало по пустынному помещению. Пора! Нужно уходить, поздно уже. Худенькая монахиня бесшумно прошла за крошечный столик, где было написано: «Дежурная». Яна направилась к выходу, вытирая на ходу слёзы. Она робко посмотрела на женщину и наткнулась на пристальный взгляд.

«Что-то нужно сказать?» – растерялась девушка. А потом… Она не ожидала от себя такого… Чтобы Яна Аверьянова просила или умоляла кого-то?! Ни за что – слишком гордая! Раньше, наверное, да, но сейчас девушке нужна была помощь.

– Помогите мне, пожалуйста, – прошептала она, не отпуская глаз монахини, – я столько глупостей наделала. Предала самого близкого человека…

Голос у неё дрожал и срывался.

– Многие люди ошибаются, – спокойно ответила женщина, – хорошо, что ты это осознаёшь.

– Но что мне делать?

– Исправлять ошибки.

– Как?

– Бог поможет. Главное – помни, что пока человек на этом свете, ты можешь искупить свою вину перед ним.

Яна больше не плакала: слезами горю не поможешь. Это точно. Надо действовать.

«Но что я могу сделать? До папы не достучаться. Я его доверие потеряла. К Дарье Сергеевне вообще не подступиться. Остаётся Алексей. Ну что ж, Калининград, так Калининград!»

Она заехала домой за сумкой. Папа, как всегда, сидел перед телевизором, положив ноги на небольшой мягкий пуфик.

– Отдохну пару дней у знакомых на даче, – сказала Яна в его сторону.

– Холодно уже для дачного сезона, – не оборачиваясь, ответил отец.

– Нормально. – И девушка ушла.

Билет удалось купить на ближайший рейс, и рано утром Яна улетела в Калининград.

В бескрайней паутине интернета, в популярном среди молодёжи «ВКонтакте», на страницах бывших учеников – одноклассников Алексея – она узнала нужную информацию: где искать юношу.

Яна думала о том, как пройдёт их встреча. Они ведь не виделись после той единственной ночи близости. Только то жестокое письмо… Как девушка хотела сейчас, чтобы его не было. Ей предстоит тяжёлое испытание – посмотреть Алексею в глаза. А захочет ли он вообще с ней разговаривать?

Почему нельзя вернуться в тот день, когда папа сказал: «Я хочу познакомить тебя с Дашей». Сейчас Яна поступила бы по-другому.

Бывший Кёнигсберг встретил путешественницу благосклонно: тёплым морским ветром и солнцем. Его узкие улочки, а местами и поверхность реки Преголи были устланы листвою. Яна однажды была здесь с одноклассниками на зимних каникулах, кажется в восьмом классе. И тогда её поразило, как старый готический Кёнигсберг уживается с молодым и современным Калининградом. За несколько лет город не сильно изменился, и знакомой дорогой Яна отправилась к Кафедральному собору. Неизгладимое впечатление произвёл тогда на неё органный концерт, и девушке хотелось вспомнить те необыкновенные чувства из детства. Или просто она пыталась отсрочить встречу с Алексеем.

«Трусиха», – подначивал внутренний голос.

В незнакомый Балтийск она приехала уже ближе к вечеру. Погода портилась.

«Может, его здесь не будет. Вдруг он в плавание ушёл…» – надеялась Яна.

«А зачем тогда ты приехала? – спорил внутренний голос. – Сдалась?»

Она неуверенно подошла к контрольно-пропускному пункту.

– Слышь, Добаря, там такая деваха тебя на проходной спрашивает, – Толян восхищённо завёл глаза.

– Иди уже отсюда, шутник, – Алексей продолжал возиться со сложным прибором.

– Да честно тебе говорю. Пошли, – Толя тащил приятеля к выходу. Голос его стал серьёзным. Он раскрутил мятую бумажку: – Ну вот же – Яна Аверьянова.

Алексей аж головой тряхнул и потянул друга за грудки:

– Повтори, кто?

Толик удивился. Осторожно стряхнул с себя Лёшкины руки. Опять уставился в бумажный огрызок и медленно по слогам повторил:

– Аверьянова Яна… Ну точно!

Алексей устремился к проходной, стараясь не думать пока, что всё это значит и правда ли там, за оградой, стоит она.

Он увидел Яну издалека. Она куталась в меховую курточку с кожаными рукавами. Длинная тёплая юбка практически не скрывала очертаний бёдер и ног. Лакированные сапожки-полукроссовки на высокой подошве завершали образ московской красотки. Хороша, как всегда! Парень остановился, перевёл дух.

Алексей не понимал своих эмоций – радость, волнение. Он должен её ненавидеть. Может, просто рад, что хоть кто-то знакомый появился из той, домашней, жизни? Он очень тосковал по маме, дому, деревне, бабушке и дедушке, тётушкам и дядюшкам, друзьям, даже по учителям скучал и дяде Саше. А тут Яна! О ней он в течение нескольких месяцев старательно учился не думать совсем.