Письмо сожгите, голубя выпустите.

Остаюсь преданный Вам и проч.».

Меня обуял страх. Я лихорадочно сунула записку за корсаж, оглядываясь по сторонам, словно надеясь найти защиту.

– Я немедленно, сейчас же оставлю этот дом. Я должна уехать, непременно уехать, и как можно скорее!

Сильная рука Антонио остановила меня, но я была так взвинчена, что плохо понимала его слова.

– Куда ты пойдешь, ты подумала?

– Я буду мыть полы в тавернах, только не останусь здесь! Я не хочу, чтобы у меня забрали Жанно, не хочу!

Меня бросило в дрожь при одной мысли об этом. Я представила себе, как этот теплый живой сверток вырывают из моих рук, уносят прочь… Это все равно что вырвать сердце!

– Постой, Риттина, подумай немного. Здесь ты в наибольшей безопасности.

– Ну да! В наибольшей опасности, хочешь ты сказать!

– За фермой уже наверняка установлено наблюдение. Как только ты выйдешь за ее пределы, тебя схватят, черт побери! Кроме того, если ты останешься здесь, твой отец не осмелится брать ферму штурмом, а мы, клянусь дьяволом, хорошо укреплены!

Антонио кричал, он был в ярости оттого, что я не внемлю его доводам. Рыдая, я молча смотрела на него и забывала утереть слезы. Мой отец не осмелится?.. Мне смешно было слушать такое. В моем возбужденном сознании могущество отца разрасталось до фантастических размеров.

– Ах, замолчи, замолчи, ты очень ошибаешься! – крикнула я в истерике. – Все не так, как ты говоришь, все иначе! Раз отец здесь, меня никакая крепость не спрячет. И не строй из себя героя, ты тоже против него ничего не можешь! Он всех сметает с пути. Если ему понадобится, он пригонит сюда две или три тысячи войска. Он любого чиновника подкупит… Мне лучше уйти отсюда в другое место, уехать с острова, подальше от Мартиники!

На крыльце появилась Изидора, с изумлением прислушиваясь к нашей перепалке.

– Не кричите, мадам! – приказала она энергично. – Разве вы не знаете, что все это скажется на ребенке?!

Ребенок! Вне себя от волнения, я бросилась в дом, обеспокоенно склонилась над колыбелью. Жанно спокойно спал, улыбаясь во сне, ротик у него был чуть приоткрыт, кулачки сжаты, из розового носика доносилось трогательное сопение. Заливаясь слезами, я схватила его на руки, прижала к груди, жадно припадая щекой к его нежной теплой щечке, чувствуя неловкие движения этого крошечного тельца, завернутого в кружевные пеленки.

– Я не расстанусь с тобой, Жанно! Не расстанусь!..

Я повторяла это, как заклинание, способное отвести беду от головы этого ребенка. Снова и снова я вглядывалась в черты этого милого личика, запоминая мельчайшую складочку, самый маленький изгиб. Жанно проснулся и таращил на меня огромные голубые глазенки, потом разжал кулачки и широко зевнул.

– Ах, ты ничего еще не понимаешь! – проговорила я с горечью и растроганностью в голосе.

Изидора ласково обняла меня сзади, пытаясь утешить.

– Все обойдется, мадам, вот увидите, все обойдется!

Я припала лбом к ее плечу и тихо заплакала. Что я могла сказать? Что успокоение придет ко мне только тогда, когда я окажусь от своего отца на расстоянии в тысячу лье?

– Господин Антонио непременно что-нибудь придумает. Он такой умный, такой храбрый. Настоящее счастье – иметь такого брата!

Я посмотрела на нее сквозь слезы и попыталась улыбнуться.

– Ты что, влюбилась в него, Изидора?

– Я? Матерь Божья, да с чего вы взяли? Вовсе нет.

– Но только влюбленные могут быть так уверены друг в друге.

Изидора помогла мне сесть и уговорила выпить ложку валериановой настойки.

– Это для успокоения нервов, мадам. Может, вы приляжете? – Я отрицательно помахала рукой. – Вы хорошо себя чувствуете? Могу ли я оставить вас одну?

– Да, Изидора, я уже успокоилась. Ступай… ступай, скажи Антонио, чтобы он скорее что-нибудь предпринимал, а то я умру от тревоги.

Жанно снова начал ровно дышать, глаза у него закрылись – я поняла, что он уснул. Мною овладели угрызения совести. Как я могла вести себя настолько несдержанно? Я разбудила Жанно! Пытаясь загладить свою вину, я тихо поцеловала малыша и очень осторожно прикрыла его личико от солнца. Потом с ребенком на руках вышла во двор.

Антонио и Луиджи сердито о чем-то спорили, отчаянно, совсем по-итальянски жестикулируя.

– Ну-ка, послушай, Ритта! – сказал мне Антонио. – Мы тут кое-что придумали для тебя.

– Что? Говорите! – произнесла я, готовясь выслушать все предложения. – Ах, только поскорее.

– Я согласен, тебе надо покинуть ферму.

– Да, но ведь ты сам говорил, что все дороги наверняка перекрыты и, как только я выйду, меня схватят люди отца.

– Ты уйдешь отсюда не по дороге, а таким же манером, как и пришла сюда.

– Через тропики?

Пресвятая дева, снова оказаться в том темном страшном лесу! Я вся содрогнулась, подумав об этом.

– Антонио, я вряд ли смогу проделать этот путь снова, ты переоцениваешь мое мужество.

– Я и Луиджи пойдем с тобой. Если ты хочешь остаться с нами и ускользнуть от своего папаши, тебе, черт побери, придется согласиться на наш план.

– А как думаешь ты, Луиджи? – спросила я, вспомнив, что перед моим появлением они о чем-то спорили.

Но Луиджи помнил об итальянских законах и праве старшинства. Он никогда открыто не шел против брата.

– Ритта, я думаю точно так же, как и Антонио.

– Ну что ж. Если так, то я согласна уйти отсюда хоть сейчас.

– Во-первых, ты сейчас стоишь босиком, – возразил Антонио. – Во-вторых, мы отправимся в путь ночью и только после того, как я осмотрю окрестности. Кроме того, на тот случай, если положение ухудшится, у меня есть в запасе выход. Небольшой подземный ход, вырытый нарочно для такого случая.

– Ах, Антонио, я так боюсь оставаться! Мне все время кажется, что, если я останусь, наши планы не осуществятся.

– Сейчас ты вряд ли смогла бы выдержать долгий путь, – произнес брат мрачно. – Ты едва на ногах стоишь, у тебя только что был припадок.

– Ты любезен, мой милый, как всегда.

– Не болтай. Ступай лучше в свою комнату и хорошо отдохни. Тебе понадобятся силы.

Жанно снова проснулся и, тихо предупредительно хмыкая, таращил голубые глазенки, словно пытался понять, что же происходит вокруг.

– Он похож на ангела, Ритта, – сказал Луиджи. – Наверно маленькие все такие.

– О, хватит паясничать! – в бешенстве крикнул Антонио. – Иди-ка лучше к воротам и последи за дорогой, а с Жанно управится и одна Ритта.

– От тебя никогда доброго слова не услышишь, – раздраженно начал Луиджи, но сопротивление брату не входило в его привычки.

– Ступай, ступай! Я таков, каким Бог создал, и не тебе меня переделывать. Ни на одного из вас нельзя положиться, не забывайте об этом. Вы даже в самые тяжелые минуты готовы ворковать об ангелочках, как голубки. Какие нежные, черт побери! Слова им поперек не скажи!

Луиджи, больше не возражая, а только качнув несогласно головой, отправился к воротам.

– А тебе, Ритта, и вправду не мешало бы прилечь, – сказал мне Антонио. – Не путайся под ногами. Иди к себе в комнату! И оставь, наконец, Жанно, его никто не собирается отнимать у тебя.

– Хорошо, Антонио, – покорно сказала я, успокоенная его словами.

Встревоженные возгласы Луиджи, донесшиеся от ворот, заставили меня остановиться.

– Эй! Эй! Антонио! Солдаты на дороге! Они окружают ферму!

Сердце у меня упало.

– И с ними полковник? – деловито осведомился Антонио.

– Не только полковник, но и какая-то карета с гербами! Похоже, в ней тот самый парижский принц!

– Уходим! – коротко бросил Антонио через плечо, обращаясь ко мне и взвешивая в руке ружье.

– Куда? – прошептала я.

– Черт побери, неужели я сейчас буду объяснять? Луиджи! Уходим, не стой как чурбан! Быстро!

– Но что же будет с неграми, Антонио?

– Мы должны спасти Ритту, болван! Негры сейчас никого не интересуют.

Антонио схватил меня за локоть и потащил к потайному выходу, вырытому под высокими ступеньками крыльца.

– Давай за мной вниз, быстро! Луиджи, посвети нам! Изидора, где Изидора?

– Здесь, – нерешительно отозвалась девушка, подбегая к крыльцу. – Я здесь, господин Пьомбино. Господи, какой ужас!

– Тише, не надо стонов! Нужно…

Речь Антонио была прервана криками Луиджи.

– Там не пройдем! Я вижу! Там все перекрыто, Антонио! Им известен подземный ход, это как пить дать!

Антонио побелел от ярости.

– Кто? – прохрипел он, потрясая ружьем.

– Сегодня утром с фермы ушел Лампруа, – робко произнесла Изидора, – ушел не предупредив… Это он, наверное, нас выдал.

– Предатель! Найду – задушу! Луиджи отчаянно махал руками:

– Мы окружены, Антонио… со всех сторон. Они взяли нас в кольцо.

– Черт побери, – выдохнул брат, – придется немного пострелять! Кое-кто нуждается в кровопускании!

– Ты с ума сошел! Мы окружены! Их не меньше сотни. Как мы можем сражаться?

– А что ты предлагаешь – отдать им Ритту? Может, ты тоже решил стать предателем?

Луиджи ничего не ответил, и криков с наблюдательного поста больше не раздавалось.

Во двор толпами сбегались негры и наемные батраки.

– Берите оружие! – кричал Антонио, бросаясь к ним. – Нам не в первый раз. Если Пьомбино захватят, вас ждет смерть.

Эти слова не пришлось повторять дважды. Страх за собственную жизнь, перед возвращением к прежним хозяевам, а также уверенность в неистовом Великом Антуане заставили рабов взяться за оружие.

– Не бойся, Ритта, – сказал мне Антонио, обнимая за плечи. – Я уверен, я знаю их… Они боятся за себя так же, как я за тебя.

– Неужели ты думаешь, что мы выстоим против сотни солдат? – прошептала я.

– Не сомневаюсь. Выстояли же мы против Воклера, когда он два года назад напал на нас!

– Это противозаконно… У них наверняка есть губернаторский приказ на обыск фермы…

– Плевать я хотел на это!

– Если мы окажем сопротивление, нас всех арестуют…

– Господин Пьомбино! Господин Пьомбино! – раздались отовсюду крики. – Полковник хочет поговорить с вами!

– А хорошо ли вы зарядили ружья, ребята? – спросил Антонио, обращаясь к неграм. – Мне нечего бояться?

– Нечего, хозяин! Мы поддадим им жару!

Антонио смело – я даже подумала, безрассудно смело, – подошел к воротам и широко распахнул смотровое окошко. И в эту минуту громыхнули выстрелы, от которых у меня зазвенело в ушах. Стреляли солдаты, находящиеся по ту сторону ворот. «Предательство! – мелькнула у меня мысль. – Они нарочно подозвали его к окошку!»

Каким-то чудом Антонио остался невредим, молниеносно отпрянув в сторону и прижавшись спиной к воротам.

– Луиджи! – вырвался у меня крик. – О, Луиджи! Только теперь я увидела, что он лежит на земле не двигаясь.

Белоснежная рубашка на груди намокла от крови.

– О Луиджи, carissimo mio! Santa Maria, per Bacco!

Я сама не понимала, что кричу, наклонившись над ним, смешивая имя пресвятой девы с проклятиями. Кровавая пелена застила мне глаза, в ушах звенело. Как безумная я тормошила его, пыталась поднять его голову. Он не шевелился.

– Что с ним? – спросил Антонио, подбегая.

Он оттолкнул меня, склонился над Луиджи, быстро нащупал пульс и заглянул в глаза.

– Уходи отсюда, Ритта! Тебе не место под пулями. И уноси ребенка.

– Но что же с Луиджи?

– Он мертв, его уже ничто не спасет.

Я ужаснулась. Он говорил это так спокойно, словно смерть брата нисколько его не потрясла.

– Да, черт побери, я уйду. Но не в дом.

– А куда же?

– Я уйду к отцу.

Жанно, испуганный шумом, что было силы заорал у меня на руках, но я не пыталась его успокоить.

– Ты безумна. Ты не понимаешь, что говоришь. Минуту назад ты и слышать ничего не хотела о своем отце.

– Минуту назад Луиджи был еще жив!

Меня охватила ярость. Как он не понимает? Как он может думать, что я допущу, чтобы из-за меня тут всех перебили? Чтобы застрелили его самого!

– Видит Бог, у меня остался только ты, Антонио!

– Я вполне могу защитить тебя.

– Но я уже не нуждаюсь в защите. Это слишком страшно.

Ему, конечно, было невдомек. Но я за свою жизнь слышала выстрелы разве что на королевской охоте. Все происходящее, вся эта бойня была слишком ненормальна для меня. Я еще раз взглянула на лицо Луиджи и содрогнулась от ужаса.

– Это выше моих сил, Антонетто. Я не могу. Прикажи, чтобы прекратили стрелять, я выйду к отцу, и тогда он оставит вас в покое.

Он скрипнул зубами.

– Может, ты и права. Но оставь, по крайней мере, ребенка. Дрожь пробежала у меня по спине. Ребенок! Разве я могу его оставить?

– Да что ты! – крикнула я, заглушая плач Жанно. – Это невозможно. Я умру без него.

– Его у тебя заберут, Ритта, ты же знаешь.