— Представь, что я — это ты, — он не очень быстро покручивал бокал.

— А проще никак нельзя? Ты масло хочешь из вина взбить?

— Можно, но легкие пути — не наши. Ты получаешь в подарок картину. От жены, которая без явных причин ушла от тебя месяц назад и не сказала куда. Твои чувства?

— А картина мне нравится?

— Очень. И ты видишь, что у твоей жены талант.

— Наверное, она готовит пути к возвращению — подумала бы я.

— Ей всего 24 года.

— Почти 25.

— Странно, что ты играешь не на понижение.

— Рано еще просто.

— Так вот. Вы прожили вместе почти пять лет. И ничего. А стоило ей одной уехать в глушь, и через месяц — картина. И ты знаешь, что последние даже не месяцы, а дольше ей было как-то плохо. Не хочется думать, что с тобой. А ты просто смотрел и ждал чего-то. А без тебя — картина. Твои чувства?

— Я бы не хотела оказаться в этот момент на твоем месте.

— И вот я думаю, если всё не благодаря мне? Если всё вопреки мне? Если, думая, что я помогаю, оберегаю и защищаю, на самом деле мешал?

— Я сейчас сделаю глупость глупую.

— Неужели?

— Ага, я сниму тебя с крючка, на котором могла бы продержать, ну, если не всю жизнь, то несколько очень долгих для тебя лет. И при случае разыгрывать эту беспроигрышную комбинацию.

Сашка наконец-то оставил бокал в покое и поставил его на подоконник сбоку от себя. Скорби поубавилось в выражении его лица, что меня порадовало.

— Извини, — я взяла бокал двумя руками, — но я тоже толкну речь. Речь будет без иронии — это потому, что вино красное. Сам виноват — знаешь ведь, что я люблю и пью белое. Зачем ты положил руку на грудь, тебе плохо?

— Проверяю, на посту ли мой ангел-хранитель.

— Всё в порядке?

— В полном, можешь продолжать.

— Чтобы не схватиться за сердце оттого, что я скажу, представь, будто я тебе пересказываю умную книжку. Будто это не я, не мои мысли, а начиталась в поезде — и делюсь.

Сашка закатал рукава рубашки.

— Представил.

— Интересная у тебя школа актерского мастерства, ну, да ладно, — я глотнула вина и начала, пропустив выход от печки, — в жизни важно встретить двух людей. Сначала себя. Сначала именно себя, понимаешь? И познакомиться и полюбить. И себя, и одиночество. Потом свою пару, или вторую половину, как говорят. Тогда устанавливается правильная связь с миром и появляется источник сил, и приходит удача. У многих не случается ни одной встречи из двух. Это совместимо с жизнью. Качество ее страдает, но если не вдумываться, то жить можно. Хуже всего, если происходит только одна встреча. И сразу вторая. Часто любовь приходит слишком рано. Мы, не задумываясь, ищем вторую половину, а где же первая? Кто сказал, что встреча с собой уже состоялась и ты готов ко второй важной встрече в своей жизни? И встреча номер два иногда пугает. А иногда ты просто мстишь второму за невстреченного первого, то есть за себя. Как я тебе. А всё дело в том, что себя ты можешь встретить только сам. Самому надо это сделать, понимаешь? Так что ты ни в чем не виноват — это всё моя лень. И только. А как только я начала сама шевелиться — вот и Чуча.

— Какая Чуча?

— Талантливая — ты ж сам сказал.

Я подошла к Сашке и хотела упереться лбом ему в грудь, но он опередил и схватил меня в охапку.

— Погоди, друг! Разговор еще не окончен! — я сделала глубокий вдох и выдох.

— Тогда говори, друг, — он продолжал выступать в роли моей смирительной рубашки.

— Тогда свободу, друг!

— Держи, друг, — он поднял руки вверх.

Я прошлась по кухне туда-обратно.

— Что за кино у тебя идет? — я не знала, как начать второй акт нашего «спектакля».

— Твое.

— Имени меня?

— Твои «Сады осенью». Пытаюсь понять, почему тебе его было так надо.

— Не знаю. Как тебе фильм?

— Параллельно.

— Неужели так плохо?

— Хотел сказать: «Параллели». Странные параллели возникают вот здесь, — он постучал по своей макушке.

— Например?

— Там она притаскивает статую в его дом. Ты подарила мне картину.

— Так.

— Потом у него начались неприятности.

— Тут нестыковка: твои неприятности начались гораздо раньше картины и никак с ней не связаны. Ну, пусть. Еще что-то?

— Потом она уходит от него. Вместе со статуей.

— Хочу тебе сразу сказать: в жизни всё не так хорошо, как в кино — не дождешься! Кстати, статуя ему понравилась?

— Нет. Категорически.

— А тебе картина?

— Да. Категорически.

— Хреновый из тебя параллельщик, однако… Две отличные вещи запараллелить не смог.

— Ты мне не ответила: почему ты уехала?

— А почему ты не спрашиваешь, по какой причине я решила вернуться?

— Я догадываюсь.

— А ну?

— Раз ты здесь, то значит…

— Ничего это еще не значит. Главная причина — зонт.

— Ты его не взяла с собой?

— Обижаешь. Взяла. Тот самый — любимый, с которым приехала сюда жить. Но он протерся на сгибах! Представляешь?

— Не может быть…

— Да. Пошел дождь. Я открыла зонт и почему-то посмотрела сквозь него. Только не смейся, что-то про звезды подумала. И увидела небо. Паутина просвечивающая такая. Полоски совсем прозрачные. Зонт протерся! И в голове щелкнуло — пора возвращаться.

— Как я тебя понимаю…

— Ты мне не веришь.

— Увы, верю.

— Ну, хорошо. Зонт — это повод. Причина не в нем. Ладно, вернемся к твоему первому вопросу.

— А как же?

— Позже. Я поняла, что надо всё по порядку. Давай, жги.

— Ярослава Львовна, мне уже нравится выяснять с Вами отношения, но это так — кстати. Вернемся к вопросу: почему ты уехала?

— Вопрос поставлен неверно.

— Ты стала занудой — мои поздравления.

— Спасибо. С кем поведешься… Я бы сказала не почему, а зачем.

— Это, конечно, очень принципиально: почему или зачем.

— За ты уехала чем — не по-русски, но чтобы было понятно. «За» — это предлог, не приставка.

— Ах, вот как!

— Да.

— Это всё меняет. Таки за ты уехала чем?

— За чем ездила — то и привезла. Сейчас принесу, — я пошла в коридор и принесла весло, развернула и с гордостью протянула его Сашке. Костяшки на нем мелодично брякнули.

— Что это?!

— Весло. У каждой приличной невесты из среднего мира должно быть весло. Иначе она как невеста нелегитимна. Это известно давным-давно.

— Извини, забыл, — он пытался скрыть улыбку и изображал, что внимательно изучает весло, — напомни еще, пожалуйста, а зачем именно нам нужно это весло?

— У них, у хантов, особый ритуал был. Целую неделю ездили туда-сюда. То у жениха праздновали, то у невесты. То на нейтральной территории. И только потом! Окончательная свадьба. На нее невеста к жениху сама плыла. В лодке. Гребла сама. То есть она все придумала, как жить будут. Все решила и вот плывет. Окончательно всё решившая невеста. А костяшки эти гремят, чтобы жених слышал — всё! Окончательно невеста плывет. И у нее весло!

Я изобразила с каким лицом, по моему предположению, плывет невеста и как ее встречает жених.

— А нам-то весло зачем?

— Ну, должна же я была что-то сделать для наших отношений, для построения семьи — вот, сгоняла за веслом. Но это всё были хорошие новости, а есть и плохая.

— Ну, что мы, не родные что ли. Выкладывай.

— Не факт, что я сильно, в смысле положительно, изменилась. Есть подозрение, что это всего-навсего реакция организма на гормональную перестройку.

И протянула Сашке бумажку: «10 положительных тестов на беременность. Минимальный срок — 6 недель».

— А максимальный?

— Девять месяцев.

Сашка подавился вином.

— Но это пока не наш случай. И нам срочно нужен дедушка.

Картина маслом

С картиной номер два вместо иконы и одновременно в качестве подарка, а также с веслом наперевес, так как грести без лодки и без воды — трудно, я села в машину. Машина ехала на дачу старшего Тиссен. Я ехала просить руки мужа у отца мужа. Пел Джо Кокер про «май фазас сан».

— Ты уверена, что нам сейчас надо говорить с отцом?

Сашка всегда старался, чтобы мы не пересекались с его родителем. Я знала про их уговор с отцом: живи, но не женись — тогда я не вмешиваюсь. Но у нас-то с Карлом Густавовичем Тиссен никакого уговора не было. Пришла пора его заключить. А у меня как раз есть проект — и есть решимость, надо успевать пока она не закончилась.

— Саш, я в курсе, что с незнакомыми люди обычно ведут себя, будто хорошо воспитаны, а знакомым уже не стесняются демонстрировать пробелы в воспитании, — я поплевала на указательные пальцы и пригладила брови, — я к переговорам готова. Опять же, есть веские аргументы.

— Весло — согласен, это аргумент. А вот с картиной — надо было раму потяжелее заказать. А то, боюсь, этот аргумент не такой весомый.

— Как смешно! За эту шутку ты поплатишься! — я решила сменить тему, чтобы не растратить всю свою решимость на Сашку.

— Всегда готов.

— У нас уже есть Пуся и Гуслик, чтоб ты знал. Теперь это кошка с собакой.

— А раньше они кем были?

— В смысле?

— Ты сказала, что теперь они кошка с собакой, значит, раньше были кем-то другими?

— Котенком и щенком.

— Удивительная метаморфоза.

— Я тоже никак ее постичь не могу, но они такие хорошие! Тебе понравятся, честно!

— Конечно, понравятся, потому что я их в некотором смысле и выбирал.

— Подлец, почему не выбрал египетскую лысую?

— Если бы был уверен, что ты ко мне не вернешься — взял бы ее.

— Какая связь?

— Женщина приобретает черты кошки, с которой общается. Если бы ты начала подражать лысой кошке не при мне — я не против, а при мне — я против такой формы красоты.

— Поэтому ты взял вислоухую.

— Именно.

— Мои перспективы ясны.

— А мне очевиден педагогический талант Пуси.

— А Гусля?

— Для отвода глаз.

— Подлец.

— Я ж не отказываюсь на тебе, практически вислоухой, жениться. И как ты просишь — второй раз.

— А сделать женщину вислоухой — это не подлость?!

— Это смелость, авангард, это оригинальный дизайн, наконец.

— Ладно, тебе с этим всем жить, пусть будет твой дизайн. А Пусю с Гуслей надо забрать. И гостинцев девчонкам отвезти — они мне список дали.

Мы подъехали к даче. Охрана не знала, как квалифицировать мое весло — как оружие или как антиквариат.

Папа Саши сказал:

— Всё ясно — приплыли.

— Да.

— А где мужское весло?

— Сносилось. Работало напряженно за двоих.

— Теперь твоя очередь — хочешь сказать?

— Хочу попросить руки Вашего сына.

— Проси.

— Вот, — протянула картину, — воды дайте попить. И кстати, нам срочно нужен дедушка. Не согласитесь? По совместительству с отцовством?

— Я, видимо, что-то пропустил — я еще и отцом стану?

— Про новый проект я ничего не знаю, я вообще говорила вот про этот, — кивнула на Сашку, — тридцатипятилетней выдержки.

— Мне надо подумать.

— Хорошо, мне вот тут по случаю кроссворды достались. Говорят, жутко увлекательное занятие и очень хорошо разминает мозги, — вытащила из сумки изрядно потрепанный журнал с кроссвордами.

— Сын, эта женщина мне угрожает.

— Пап, не волнуйся, пока она журнальчик трубочкой не свернула — угрозы нет.

— Тебе, конечно, видней, сын, — Карл Густавович развернул картину и увидел ромашки, варенье, чашки, столовую ложку и, конечно, жучка. А на заднем плане портрет Амалии Львовны будто бы рукой Климта писаный. Он смотрел, и никакие эмоции на его лице не проявлялись, но сказать, что их вообще не было, нельзя. Слишком долго для равнодушия он смотрел на картину и потом каким-то слишком глухим голосом продолжил: — Девушка с веслом и кроссвордом отдаленно, но напоминает гармонично развивающуюся личность. Будем дальше следить за процессом. За картину спасибо, хотя более дурацкого натюрморта я еще не видел.

— Это не натюрморт.

— А что же?

— Это любовь глазами китайчонка Ли.

— Чья работа?

— Моя.

— Саша, я знал, что ты в опасности, но чтобы настолько.

— Отец, она всего лишь кисточками рисует. Это не резьба по дереву и не выжигание — так что мы практически в безопасности.

— А кисточки не острые? — Карл Густавович опять смотрел на картину.