Оливия Стилл - Жара в Архангельске-3

Олива не любила, когда в офисе звонил телефон. Она предпочла бы, чтобы он вообще никогда не звонил, ибо ни один такой звонок не приносил ей ничего хорошего, кроме дополнительного гемора и мелких служебных неприятностей. Впрочем, к служебным неприятностям она после своего более значимого горя стала относиться куда более пофигистически, чем прежде, так что звонок этот её поначалу мало взволновал.

— Оля? — послышался в трубке женский голос, — Это звонит Наталья Юрьевна. Гурген Григорьевич просил вас зайти сегодня к нему в кабинет в двенадцать часов дня.

— Хорошо, — выдохнула Олива и повесила трубку.

«Интересно, что ему надо… — угнетённо подумала Олива, чувствуя, как комок холодного страха откуда-то из глубины её живота поднимается к горлу, — Вот уже более чем полгода я тут работаю — и ни разу гендиректор меня к себе не вызывал… Не иначе, как выговор влепит… И то в лучшем случае…»

Она даже как-то скорёжилась от страха предстоящего вызова «на ковёр», ещё более её пугала неизвестность — за что? Что за неприятность, какая подстава ждёт её на этот раз?

«Может, я где-то в деловых бумагах напортачила? — мучилась бедная Олива, — Или, может, я опоздала утром, или ушла вчера вечером на двадцать минут раньше конца рабочего дня и пропустила какой-то важный звонок?.. Боже мой, и почему он меня вызывает в двенадцать часов дня, а не сейчас? Вот и сиди ещё два часа, мучайся, думай — что тебя ждёт, какой неприятный сюрприз, и за что тебе хотят надавать по шапке, за какую провинность…»

Без двух минут двенадцать в дверь приёмной генерального директора негромко и робко постучали. Затем медная ручка двери повернулась, и в приёмную вошла, сутулясь и затравленно глядя исподлобья, молодая сотрудница отдела капитального строительства.

— А, это ты, — кивнула ей Наталья Юрьевна, — Проходи. Я доложу Гургену Григорьевичу, что ты здесь, — и, заглянув и тотчас выйдя от директора, добавила, — Заходи, не бойся. Никто тебя не съест.

Олива, дрожа от страха и волнения, вступила в кабинет директора. Гурген Григорьевич сидел за столом.

— Присаживайтесь, — строго сказал он.

Олива повиновалась.

— Итак, с какого времени вы у нас работаете? — спросил он.

— С первого октября, — еле слышно пропищала Олива.

— С делопроизводством вы хорошо ознакомлены? — продолжал он свой допрос.

— Да, — прошелестела Олива пересохшими губами.

— Видите ли, в чём дело, — озадаченно произнёс директор, — Ваш начальник, Игорь Константинович, попал в больницу с инфарктом. По всей видимости, он нескоро вернётся на работу, если вообще вернётся. Кандидатуры на должность нового руководителя отдела у нас пока нет. Между тем, дела отдела капитального строительства находятся сейчас в таком состоянии, что откладывать их в долгий ящик просто нельзя. Известно ли вам, что договор на три миллиона рублей, заключённый нами с Вилюйской научно-исследовательской мерзлотной станцией, может быть расторгнут из-за невыплаты данной суммы вследствие внезапно возникших проблем с финансированием нашего учреждения?

Конечно, Оливе это должно было быть известно, как никому другому — ведь она сама печатала этот договор в двух экземплярах, в присутствии обеих сторон, которые при ней же и подписывали это соглашение. Конечно, она не могла не помнить, как на прошлой неделе в их офис пришла факсограмма с жёстким требованием срочно оплатить счета, какая из-за этого поднялась суматоха, и как шеф орал кому-то по телефону словно резаный кабан, что если Федеральный бюджет не выделит им в ближайшее время достаточно средств, чтобы погасить долги, то… и дальше шла откровенная нецензурная брань, которую начальник отдела на её памяти ещё ни разу не употреблял. Кто знает, возможно, даже именно из-за этого бедного старика хватил инфаркт, но Оливе до сего момента все эти служебные передряги были так глубоко параллельны, что она даже не потрудилась вникнуть в суть дела, как будто её это абсолютно не волновало и не касалось.

— Итак, я даю вам два дня, чтобы войти в курс дела, — продолжал гендиректор, — Пока что вы у нас остались одна на весь отдел, поэтому именно вам придётся взять на себя всё делопроизводство. Девушка вы серьёзная, ответственная, так что временно исполнять обязанности руководителя отдела капитального строительства будете вы.

…Олива вышла из кабинета директора как пыльным мешком саданутая. Сказать по правде, это резкое и неожиданное повышение по службе её не только не обрадовало, но и сильно шокировало. Вместе с повышением на неё свалилась огромная ответственность, которая давила её, словно тяжкий груз. Ведь раньше у неё ни о чём не болела голова — ей не нужно было ни о чём думать, знай делай, что велят, а уж об остальном-то беспокоиться приходилось, во всяком случае, не ей. А теперь ей придётся самой вести все дела, самой вести переговоры, подписывать важные бумаги и ходить на планёрки и совещания.

В тот же день в кабинете директора состоялось совещание — первое совещание, на котором присутствовала Олива. Она сидела за одним столом с начальниками подразделений, и силилась понять, чего же от неё требуется на этой планёрке, но мысли её разбегались подобно тараканам, и чем больше она старалась вникнуть в суть дела, тем непонятнее становилось оно для неё.

Оставался открытым вопрос, что делать с оплатой счетов, сроки которой уже поджимали. Для погашения долга не хватало девятисот тысяч рублей — но откуда им было взять эти девятьсот тысяч? Главбух сказала, что выход только один — удержать зарплату служащим, и недостающие девятьсот тысяч перечислить из этой суммы. Все посмотрели на тётку с недоумением, словно никто не мог понять, шутит она, или говорит всерьёз.

— Ваше предложение, Инна Владимировна, более чем нерентабельно, — прошипел со своего стула Стучинин, начальник отдела хозяйственного управления, а плановица, тощая нервная баба за сорок, визгливо проорала:

— Это что же, выходит, посадим всех на хлеб и воду? Вы что же, думаете, кого-то из сотрудников настолько волнует нужда нашего паршивого учреждения, что все они ради этого согласятся сидеть без зарплаты? Проще тогда вообще всех к чёртовой матери поувольнять…

— Задал нам Зубарев задачку, — произнёс Гурген Григорьевич, — Чёрт его дёрнул начать всю эту бодягу с реконструкцией. Не такое у нас сейчас финансовое положение, чтобы этой самой реконструкцией заниматься…

— Проще тогда расторгнуть договор, — вмешалась Олива, — Ну, а как иначе? Если мы сейчас не можем оплатить счета, что ещё остаётся? Можно отложить реконструкцию и до следующего года, в конце концов, не горит…

— Ты, Оля, ещё ничего не понимаешь, а уже решать берёшься, — осадил её гендиректор, — Это тебе не в бирюльки играть — захотел, заключил договор, захотел — обратно расторгнул. Эдак с нами никто и сотрудничать не будет…

Олива поняла неуместность своей реплики и сконфуженно замолчала.

— Но, Гурген Григорьевич, возможно, это единственный выход у нас сейчас, — сказал его заместитель, — Если бы Великин согласился отсрочить платёж, мы могли бы за это время подыскать спонсоров, согласных выделить нам недостающую сумму.

— Давайте тогда так сделаем, — решил гендиректор, — Оля, ты как представитель отдела капитального строительства, сама переговоришь с Великиным и попросишь у него отсрочки. И помни, что результат зависит теперь только от тебя. Иди!

И тут Олива окончательно поняла, в какую ловушку она попала. Всем этим дядям наверху, готовым чуть что уйти от ответственности, гораздо проще было теперь заткнуть ею дырку и использовать её как пешку, кинув её в открытый бой. И вся эта комедия с её назначением открылась перед ней во всём своём неприглядном ракурсе.

Придя в свой кабинет, Олива отыскала в блокноте телефон Великина и, не желая откладывать всё в долгий ящик, позвонила ему. Великина она знала в лицо — он, когда приезжал к ним в офис, всегда дарил ей что-нибудь вкусненькое: то коробку конфет подбросит, то зефир в шоколаде. «Теперь уж не рассчитывай больше на конфеты…» — тоскливо подумала Олива и приготовилась к трудному разговору.

— Сергей Александрович? — спросила она, когда он взял трубку, — Это Оля из отдела капитального строительства…

— А, здорово, — без церемоний произнёс Великин, — Что там ваш Зубарев, собирается счета оплачивать, или как?

— Игорь Константинович попал в больницу с инфарктом, теперь я за него, — отвечала Олива, — Сергей Александрович, я вас очень прошу: дайте нам отсрочку! Мы обязательно оплатим ваши счета, но сейчас у нас возникли трудности с финансированием — нам не хватает девятисот тысяч…

— Хм… — пробормотал Великин, — Только девятисот тысяч? Ну, это ещё куда ни шло! Но два-то миллиона вы можете заплатить сейчас?

— Конечно-конечно, — быстро произнесла Олива.

— Ладно, тогда я отправляю вам счёт на два миллиона, а остальное заплатите через месяц. Но — не позже! Устраивает это вас?

— Да, да! Большое спасибо!

«Ну вот, хоть эта проблема решена… — облегчённо подумала Олива, — И всё-таки, я молодец — ведь не кому-нибудь, а именно мне удалось уломать Великина пойти на уступки! Значит, не такое уж я безнадёжное барахло, и мне есть повод собой гордиться…»

И тут Олива наконец-то ощутила, какая карта попала в её руки. В этот же вечер она не преминула сообщить о своём повышении Майклу и, естественно, приукрасила, сказав, что её назначили начальником отдела, а не временно исполняющей его обязанности. Это был ход конём против Салтыкова: Олива знала, что Майкл, конечно же, не преминет доложить ему об этом. «Ничего, ничего, пусть… — ехидно думала она, — Пусть Салтыков знает: он меня бросил, а я вон теперь какая стала! Не то, что он — паршивый рядовой инженеришка, а — начальник отдела, руководитель! И добилась этого я сама, а не по протекции своего папаши, как он! Ему же это как ножом по яйцам, если баба выше его по должности — вот и пусть теперь в жопе расковыряет от досады…»

Однако чаяния Оливы относительно Салтыкова так и не оправдались. Майкл, конечно же, передал ему, что Оливу повысили, но реакция Салтыкова была на это более чем спокойная.

— Ну что ж, я рад за неё, — равнодушно сказал он Майклу и тут же перевёл разговор на другую тему.

— Ты разговаривал с Салтыковым? — спросила Олива Майкла.

— Да, разговаривал…

— Ну и как? Он обо мне что-нибудь говорил?

— Да ничего особенного, — ответил Майкл, — Сказал, что рад за тебя, а больше ничего и не говорил.

— То есть как рад? — обескураженно произнесла Олива.

— Ну я сказал, что тебя повысили, а он сказал: ну что ж, я рад за неё…

— И всё?

— И всё.

— И так-таки больше ничего не сказал, ни слова, ни полсловечка?

— Про тебя больше ничего. Его теперь другая тема интересует…

— Какая же, Майкл?

— Да вот, говорит, в Германию собрался… — Майкл понял, что ляпнул лишнее, и тут же поспешно добавил, — А так он мне ничего особо не рассказывает, так что я не знаю.

Закончив разговор с Майклом, Олива вся как-то сникла. Убийственное равнодушие Салтыкова сбило с неё всю спесь. Она ожидала, что новость о её повышении как-то затронет его самолюбие, заставит его пересмотреть своё отношение к ней, но тщетно: Салтыкову она стала так параллельна, что его абсолютно не интересовала ни она, ни её дела.

«Ну вот, повысили меня, а что толку? — думала бедная Олива по дороге к метро, — Мне-то что от этого, если ему насрать? Да если б на него это хоть как-то могло повлиять, я бы горы свернула! Только это ведь никому не нужно… Даже если б я добилась таких высот, что обо мне узнал бы весь мир — ему было бы похеру, а для себя мне ничего не надо…»

Она пришла домой и тут же, не снимая одежды, легла на кровать. Ей было плохо. Вспомнила, что в кошельке осталась зарплата, но встать и вытащить её не было ни сил, ни желания.

«Пятнадцать тысяч в кошельке плюс семьдесят в конверте… — зачем-то стала подсчитывать в уме Олива, — Если не считать, что всего на руки восемнадцать триста двадцать девять с копейками — пятнадцать в конверт, остальные на расходы, мне ведь много не надо… Семьдесят и пятнадцать это будет… это будет… Сколько же это будет? Восемьдесят пять… Да ещё плюс надбавка, это будет девяносто… Боже мой, так много?! Когда же это я успела столько накопить? Куда мне столько? Что я с ними буду делать, ведь мне ничего не надо…»

«Однажды кто-то из моих друзей сказал — кажется, Аня — что деньги это ключ, который открывает любые двери. Деньги исполняют желания. Что я могу пожелать на девяносто тысяч? Могу купить плазменный телевизор. А зачем он мне? Мне он нужен как собаке пятая лапа, — рассуждала Олива сама с собой, — Или, например, могу поехать в путешествие по Европе. А толку? Что я там забыла, в этой Европе?.. Нет, — вздыхала она, — Вот и выходит, что не в деньгах счастье. Разве буду я счастлива, путешествуя по Европе в одиночестве, зная, что Он меня бросил? Разве буду я чувствовать себя счастливой, позволяя себе покупать всякую дорогую херню, которая мне, в принципе, не нужна? Единственное моё желание — чего там греха таить — это то, чтобы Салтыков не смог без меня жить, так же, как и я без него, чтобы он искренне раскаялся, и чтобы его любовь ко мне была истинной, а не той показухой, в которую он играл всё это время… Но настоящее чувство за деньги не купишь…»