– Это ты, волшебный сивка-бурка, пробудил во мне жизнь? Ты вернул мне былой задор и обратил к безумствам?

Неожиданная подруга коня чувствовала себя как на первом свидании. Это было невероятно! Рядом с этой нарисованной на фанере лошадью она просиживала вечерами, полагая, что перед ней неодушевленное существо, – так порой мы проходим мимо людей, безгласно и безнадежно дарящих нам свою любовь.


Конь тряхнул головой и попытался лизнуть лицо новой хозяйке. Затем взметнул морду вверх и снова заржал – радостно и безоглядно. Это ржание потонуло в симфонии проснувшегося мира. Слушая ее, женщина забыла, кто она и зачем живет на этом свете, и уже не думала о своих ненужности и одиночестве. Ей открылось незримое присутствие Его – того, кто вел ее по жизни. И Он призывал принимать каждый миг как последний. Только острота прощания наполняет мир подлинной жизнью и дарит нам абсолютную любовь. И нет в таком мире старых или недужных – все молоды, прекрасны и любимы.

Припозднившаяся посетительница манежа, переполненная счастьем и любовью, вновь широко распростерла руки, обхватила изображение скакуна, ткнулась лбом в его горячую морду. Фанерный щит покачнулся под натиском ее безудержных эмоций. Нарисованный конь нервно вздрогнул раз-другой и вырвался из постылой плоскости. Наездница и конь соединились в едином порыве и взмыли вверх, в дымчатое небо над соснами. И пока не закончилась белая ночь, полет этот длился и длился.


А под утро сторож манежа обходил свои владения и был несказанно удивлен, заметив, что с фанерного щита исчезла центральная фигура. Осталось лишь неровное отверстие, повторяющее контуры лошади.

– Надо было этого красавчика запирать на ночь в конюшню, – пробормотал сторож. – Лошади, они такие… непредсказуемые!